У Бюнюэля в одном из фильмов видел во рту у нищего странные зубы. Справа – здоровые, лошадиные (сверху), а слева (снизу) мелкие и частые. Получается – яма. Перед почтамтом – символ нищеты (бедный город, убогий дух), по проспекту Ленина (дома 3-й и 5-й) – сталинские трехэтажки. 7-й дом – уже творение «Старко» - высоченный, как лошадиный зуб во рту у нищего. Видно, что фирма бедная – сразу отгрохали три домины, торопились, как голодные, дорвавшиеся до горячей похлебки. Квартир в эти высотки напихано много, как сухих кусков в безразмерную пасть. Смотришь на это лошадиное «домостроительство» - и оторопь берет. Кто разрешил в центре города подобное уродство? Ямина. Ужасная архитектурная «пауза», свидетельствующая о глупости, пошлости, алчности.
Несовпадение по высоте. Трехэтажный дом рядом с убогим домом-громиной. Параолимпийская архитектура. Бегун на железных скобочках. Слепой волейболист.
Несовпадение стилей. Сталинский-то домушко поизящней будет, поестественней. Стены его впитали еще те виды – многотысячные первомайские демонстрации, проезд Николаева с Терешковой, неспешного Лосева, идущего на лекцию в пединститут. Рогатый троллейбус шестидесятых. Шустрые автобусы – Лиазы. Якова Ухсая в сером пальто с цигейковым воротником. Хузангая в щегольской серой шляпе. Три этажа – а дом-то глядит далеко-далеко. И не только за Волгу, а в прошлое. Памятник Чапаеву – к этому дому. Чуть меньше, но и памятник Сеспелю подходит. А вот что подходит к «старковскому» строению? Ничего. Даже уродец из ломбарда. Уродец – в яме. Оттуда светит мертвенным мрамором, из метафизической темноты ухмыляется человек-обезьяна. И говорит: «Я – горбат. Я мал. А вот – горб так горб. И на теле улицы. И на теле города. Никто ни с кого не спросит за этот поразительный излом. Мои горбы – главное украшение буржуазных Чебоксар».
Царь Алексей Михайлович Романов разбил сады в Михайловском, возвел чудный дворец в Коломенском. Луковки, башенки. То – да не то. Три тысячи окон. Здание деревянное, но что-то в нем неуловимо новое. В главной зале – не иконы. Солнце – в центре. Картины – вокруг. Гелиоцентрическая система. Сто окон в зале – освещают крамолу. А под Воронежем строят первый морской корабль. Смута – Романовы – конфликт Никона и Аввакума – немецкие и голландские мастера строят дворец – Алексей Михайлович (тишайший) – и, в итоге, сын его, Петр (грому подобный). Напряжена была Россия. Изменчивы (словно утренние призраки) города. Только стояла Москва – а уже нет (то набег, то пожар). В момент отстроили (дерева – завались). И снова пожар или бунт. Только монастыри каменными и были.
Петр зыбкость русского города прекратил. В болота всунул каменное чудо – Петроград. Заливает его море – не зальет. Засасывают болота – не засосут. И лесом не зарастает – лес хлипкий, на гранитных валунах. Твердость упрямого города – урок Западу: Русь – не дым горельников и не пар болотин. Русь – память. Да и Москва урок – гори не гори, прячься не прячься за лукавыми пожарами-поджогами - на тебя всегда хомут найдется – строгий Питер. Пей, Москва! Строй разноцветные терема! Набей Кремль веселыми храмами. Кривляйся в беспечных купеческих улочках (Поленов «Московский дворик»). Но помни – есть на тебя шомпол – прямой, как стрела, Невский проспект. И блестящая игла Адмиралтейства. Заиграешься – выпорют шомполом, в пухлую купеческую задницу вонзят длинную иглу. Неумолима логика русской истории. Путин чует. Командование флотом и суды переводит в Питер (тот, что выстоял блокаду – камень и есть камень). А в Чебоксарах? Кто-то крепко дал городу в зубы. Дыра. Позорная щербина. Прямо напротив Почтамта, на улице Ильича.