Здесь биолог не выдержал, прервал мое словоизвержение вопросом, а с чего это я взял, что Риман был еврей. Почему я обволакиваю свою аргументацию в рассуждения о логическом постижении мироздания в некие эмоциональные формы. Не оттого ли, что ничего не смыслю в естествознании?
Пришлось ответить, что в естествознании я действительно разбираюсь мало. Как, собственно, и в других вопросах. Я вообще не тешу себя иллюзиями, что хоть что-то понимаю не только в окружающем, но и в себе самом. Развлекаюсь, к пятидесяти годам, мелкими умствованиями. Как ребенок, радуюсь неожиданным мыслям. Например, о сексуальной безудержности Льва Давидовича (не Троцкого) – Ландау. Живи Ландау во времена Аарона – точно был бы выдающимся представителем жреческой касты. Отвечал бы, очевидно, за процесс жертвоприношений. Но в ХХ веке он жрец иного, высокого и непонятного, - фундаментальной науки. Не случайно теоретик, не практик (как русский парень Гусев в исполнении Баталова в роммовских «Девяти днях одного года»). Другие получают смертельные дозы облучения, лазают по урановым шахтам и атомным котлам.
Лифшицы и ландау, словно письмена на каменных скрижалях, выписывают многотомные курсы теоретической физики (и, как герой Смоктуновского в том же фильме, горазды тут же давать советы, если случается критическая заминка). А если и «трахают» попутно все, что движется, то придают этой распущенности архаические черты храмового блудодейства. Девушки, которых они «имеют», будто весталки, специально отдаются для возбуждения сексуальных энергий. Через них-то и осуществляется связь с космосом.
Жена Ландау, Кора, вспоминает, что когда Лев Давидович впился в ее губы в первом поцелуе, то чуть не потерял сознание. Очнувшись, заявил, что было очень хорошо. А еще он видел «край» Вселенной.
Потом он придумал договор, по которому его жена должна была не просто терпеть, а радоваться каждой новой любовнице. Более того, накрывать столы, стлать сладострастнику постели. Тут не просто весталка. Жрец фундаментальной науки живую женщину превращает в жертвенного агнца. В «агнца» особого, медленно убиваемого. Эту самую Кору, полоненную «жрецом» в Харькове, он «убивал» медленно. Демонстрировал ей каждую новую половую связь. Если она выражала недовольство, лишал ее денежного содержания.
Впрочем, вариант здесь абсолютно в духе маркиза де Сада. Ландау не может не заниматься измышлениями на фундаментальные темы. Его постоянно «прет». Новый молох говорит сквозь него. Он его слуга и жертва. Как слуга Дракулы в лондонской психушке, он ждет своего хозяина. Эту губительную, обуявшую его страсть он компенсирует, мучая с религиозным пылом бедных овечек, «имея» их и так, и эдак. Служба здесь особая. Порядок. Точность. Каждую пятницу. В строго отведенное время. Не больше, но и не меньше.
Это у Молотова жену можно посадить в лагерь. Принести в жертву делу обуздания революции. Смотреть, как функционер отреагирует.
Но тот же «обезжененный» Молотов «прикрывает», по ходатайству Капицы, и Ландау, и его жену. Стране нужна бомба. Страна втянута в шизофренический бред современности. И жрецов новой религии трогать нельзя. Нужно терпеть их безобразия, поскольку жрецы великие, не простые смертные. Они, как жрецы древнего Египта, будто бы знают потаенный ход в кладовые золота, который был неизвестен даже фараону. Шумяцкого Бориса Захаровича, творца «русского Голливуда», можно расстрелять. Эйзенштейна – ни-ни. Кто, как не эйзенштейны, расскажут нам, кто таков Иван Грозный? Кто ж, как не эйнштейны, поведают нам, сирым, что такое Вселенная.
Опять же – чувствовали. Лев Давидович Кору (Кординалию) «прочувствовал» не случайно. Энергетика была специфическая. От Захер-Мазоха. Эта «Венера в мехах» не покинула своего изощренного мучителя. Нормальная женщина давно бы «пнула» «богоносца» так, что летел бы он из Москвы обратно в любимый Харьков. Нет. Придуманы оправдания: «Он – гений. Ему «надо». Ему все «позволено». На самом деле, не наслаждение ли мазохистского толка? И потом, после автокатастрофы, шесть лет возить остывшего живчика в колясочке. Только ли жалость? Неужто ни грамма чисто женского злорадства: «Что? Допрыгался, гений? Кому ж ты, развалина, теперь нужен? Ладно уж, не брошу».
Пастернака с его «любовями» тоже не тронули…
Здесь биолог вновь потребовал от меня вернуться к теме разговора. Он даже сделал мне уступку. Дал «эмоциональный окрас». «Разве мне на душе не спокойнее, - спросил он, - если физики-теоретики придумали схему мироустройства, а экспериментаторы ее частично подтвердили. Спокойнее, нежели «болтаться» и телом, и мыслями в бездонной пустоте. Не иметь никакой «привязки на местности»? Что плохого в том, что молекула – атом – ядро – нуклоны (из кварков) – электроны. Вокруг этих точек не пусто – электромагнитные поля. Вокруг кварков – поля Янга-Миллса. Это уже не тоненькая ниточка. Это целый канат, на котором мы подвешены в пустоте. Хорош и «гвоздь», на котором держится канат, – уравнение Шредингера для электронов в поле ядер. Чем плохо?
Тут я съязвил: «Андронный коллайдер. Чудная «игрушка» стоимостью в десятки миллиардов евро. Лучше бы десятки миллионов детей накормили. Дядьки, которые ничего умнее не придумали, как разгонять частицы до огромных скоростей и сталкивать их. Вдруг разлетятся вдребезги. Вдруг эти «осколки» будут чем-то новеньким. Можно свое имя обессмертить. Обещают, будто откроют новую частицу – бозон Хиггса. Сказали бы честно тем голодным, у которых на эту «игрушку» взяли 27 млрд. евро, что итоги абсолютно не ясны. Просто группа старых дядек, похотливо охочих до «истины», решила за наши денежки посмотреть, что происходит в интервале энергии, который способен обеспечить этот ускоритель. Интервал, даже если ускоритель будет чудовищной мощности, все равно будет ограничен. Что получится – мы потом расскажем».
«Что ж, - посерьезнев, спросил биолог, - не нужно экспериментировать?»
«Нет, - ответил я. - Но от моего мнения ничего не зависит. Экспериментировали и будут экспериментировать. Зуд познания так же неукротим, как тяга педофила к подросткам. «Храм науки» чудовищен по размерам. Он будет потрясать воображение новых и новых адептов. Культ науки жесток. Ее жрецы безжалостны. Так же безжалостны, как мертвый космос, которому они служат. Вроде, край. И сами утомились. И других утомили. Стандартную модель элементарных частиц расписали, математически оформили «континуальным интегралом». Но для нее будто бы не хватает этого самого «бозона Хиггса». Да еще появились какие-то «духи Фаддеева» - переменные для полей Янга-Хиггса».
«Не стоит беспокоиться на счет «огромности храма», - возразил мне биолог. - Уже сегодня физика решила теоретические проблемы химии. Как фундаментальная дисциплина «химия» практически закрыта. На очереди и физика. Неутомимый «культиватор» математической мысли скоро обработает и это поле. Вообще, я слишком страстно отношусь к «бездонности» Вселенной. Видно, чистый ленинец. Электрон неисчерпаем, как атом. Исчерпаем он. Нечего беспокоиться. Не от простого к сложному идем. Наоборот (пусть хоть это дело и назовут нехорошим словом «редукционизм»). Так что опасность нависла над самой фундаментальной наукой. Храм может быть разрушен. В ХХ веке человечеству важнее ремесленные навыки, а не фундаментальные знания».
«Отчего же, - вновь вступил я в разговор. - Химики придумали некие фуллертоны. Я бы и рад успокоиться, слушая рассказы про теорию струн. Хороши истории про темную материю и темную энергию.
Эффектны черные дыры. Как же! Теория суперсимметрии! В физике много от поэзии. Ландау рассуждал о физической интуиции, а математиков предлагал отправить заведовать спортом. Ведь споры «физиков и лириков» отнюдь не случайны.
Поддавшись этой интуиции, поверил, что Вселенная главным образом состоит не из той материи, из которой сделаны мы, небесные тела и газы между ними. Этой материи всего-то 10 процентов. На 70 же процентов Вселенная состоит из «темной энергии», то есть такого особого вида материи, в которой давление гигантское. Есть еще 20 процентов темной материи.