Мне не нравятся последствия физиологической жизнедеятельноти. Об этом кричал М. «Здесь сухо и чисто! Не бойся. Залезай», - отвечала она мне.
В приграничной зоне мало людей. Подтверждается наличием белых грибов. Их было немерено. Чистые казематы. Мрачные залы с низкими потолками. Следовали один за другим. Место для пулемета. Из узкой бойницы обзор градусов на двести. Огневая точка метрах в восьми над землей. Сосенки, березки, полянки и лужицы-озерки были как на ладони.
Отдыхали в пустом гранитном зале. Шли в следующий. Огонек зажигалки и окна-бойницы помогали нам ориентироваться.
Много лет спустя, в Чуфут-Кале испытал то же самое, что на линии Маннергейма. Камень, низкие помещения и чистота. Может, все это сделали инопланетяне?
Когда видели, что свет с улицы тускнеет, выбирались на поверхность и спускались в лес. В пустом почти погасшем лесу меня оставила стеснительность. Что-то меня освободило.
М. симпатична в главном, что нравится в девушках. В женщинах вообще. Что нравилось в матери – смелость, решительность, даже авантюрность. Ирка, жена: Моляков – пусть будет Моляков. Иванчик - осторожный. А Моляков- нет.
М.: в лес – так в лес. На крышу – так на крышу! На крепость, в темный каземат – айда!
Солнце скрылось, под корявой сосенкой промычал: «Все, больше не могу!» Взял М. за плечи, развернул лицом к своему лицу. Страшный момент миновал, М. не оттолкнула, стояла под руками смирно. Смотрела мне в глаза. Это были еще не те глаза – преданные, беззащитные. До выражения глаз, какие у М. были у автобуса в аэропорт, было еще несколько лет.
В тот вечер глаза были огромные и дерзкие. Не было испуга, а был интерес. Это раззадорило. Женщина не собирается сдаваться. «Друг, эта девушка не твоя. Ей интересно. Она не убирает твои руки. Она хочет спуститься в тебя, как в каземат. Посмотреть, а что там».
Опыт любви у меня был небольшой и бурный. Набирался быстро. Мы с Иркой - ученики талантливые. Самодостаточные и цельные. Никто не хотел уступать. В нежности целовались яростно. Словно сходились на борцовском ковре. У меня манера резкая. Начинал танцевать с девицей, прижимал ее плотно, страстно. Ощуща груди (они должны присутствовать – нет плоскодонкам!). Главное - ощущать биение сердца человека. Живой человек или нет? Родной дедуля: «Аллюра! Три креста!»
В глазах у М. увидел любопытство – а живой ли Моляков? Там был интерес. Это отрезвило. Решение – не набрасываться на человека, как на холодную воду в жару. Целовал в первый раз М. нежно и медленно. В этом стиле я не силен, но М. ответила. Ее нежные губы отвечали моим губам. Целовал ее в глаза. И она целовала меня в глаза тоже. Целовал ее и в лобик. И она мягко касалась губами моего лба. Чувствовал запах – он нравился.
Переход на иной уровень отношений, какой возможен между мужчиной и женщиной, состоялся. Ничего не говоря друг другу, решили не спешить, не доводить дело до конца. То, что между нами, – на долгие годы. На всю жизнь. М. не забыть. Она тоже будет помнить меня. Понимая, что все произошло, в обычной манере проворчал: «Стоим под кривой сосной и тремся мордами, как лоси». М. ничего на грубость не ответила. Хорошо знала меня. Усмехнулась, понимая то, что сам я о себе не понимал.
Меня же несло. Весело думалось: «Немного девушек у меня. С одной, лежа на кладбище, зачал ребенка. С другой целуюсь на линии Маннергейма. Свежий воздух, а на избранницах – резиновые сапоги, болоньевые куртки, и замотаны они в теплые платки. Никаких бальных платьев».
