В провинциальных городах по улицам бродят старики. Мужиков мало. Какие-то побитые, с палочками, и инсультники-инфарктники. Проживая в провинции, ощущаешь: пенсионеры - «ведущая» электоральная сила. Тупая. Страшная. Заведут истерзанную страну в могилу. Циничная власть манипулирует старцами и силовиками-пенсионерами (молодыми, с недурными пенсиями). В Ленинграде, Москве неработающих граждан «подкармливают». Умело используют древний принцип: «разделяй и властвуй». В столицах пенсионер обеспечен лучше, чем чебоксарский получатель скудного денежного довольствия. В глубинке обреченно бурчат: мы работали, как москвичи, ленинградцы. Почему денег они получают больше? Сдай однушку в Новочебоксарске - получишь шесть тысяч. В Ленинграде не за однушку, а за секцию на окраине, получают восемнадцать тысяч. Чего ж не жить! Нытье раздражает. Сами виноваты, если, подобно баранам, позволили «расколоть» свой «отряд». Москвичам, ленинградцам повезло больше. Живут за счет провинциальной пенсионерской массы и радуются. Где молодежь «Россиянии»? На улице Горького, в Москве, на Невском, в Ленинграде. Невский - воспаленный стволовой «нерв» города - не спит. Редко увидишь в бегущем потоке убогого в чунях «прощай, молодость», с клюшкой.
У Гостиного двора неожиданно объявилась старуха с палочкой: ноги развернуты в одну, правую, сторону. Шея скособочена, на конце болтается лысая головенка, обернутая в газовый платок. Руки крючковаты, дрожат. Видит один левый глаз. Правый, кажется, вытек, лет тридцать назад. Ноги - в одну сторону, глаз - в другую. Передвижение женщины неуверенное, медленное. Пытается войти через переднюю дверь, но попытка неудачная. Второй подход, третий. Гражданка неспособна проникнуть в дверной проем. Народ наблюдает. И я отслеживаю усилие убогой. Наконец, решаюсь помочь. Опережают молодые парень с девушкой (она - изнутри, ее спутник - снаружи). Старое существо, под легкими подталкиваниями, вибрирует, трепещет. Палка колотит по двери, стеклам. Водитель, повысив голос, выговаривает: «Вы мне все стекла побьете!» «Загрузка» заняла около десяти минут. Бабка разволновалась. Вибрация продолжается. Оказалось, выходить ей на следующей остановке, как раз у Аничкова дворца. Мне-то срочно к Василию Верещагину с его черепами. Трухлявенькая намерилась выползать через среднюю дверь. Я - тут как тут. Пошатываясь, пытаемся выбраться. Запах от бабульки сшибает с ног. Армейская портянка после двадцатикилометрового марш-броска пахнет не так сильно. Однако, ступень преодолеваем. На тротуаре, у ног белого воина с копьем, спутница пытается благодарить. На выдохе лишь невнятный скрежет. Опасные колыхания продолжаются, усиливаясь. Клюшка «летает» из стороны в сторону, сильно задевает мое лицо. Удар приходится в бровь. Скользя, сползает молнией по скуле. Бегу от «благодарности» инвалидки. Думаю: не дай бог, дожить до такого состояния.
