Революция не только своих зачинателей пожирает. Чужих тоже. Одни видят разруху, другие - новое и странное. Всполохи дикой энергии. Красный конник в исполнении Шакурова в Михалковском фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих». Русские революции начала двадцатого столетия пылали нездоровым огнем. Горела Русь дворянская, напитанная «бензином» французской вольности для немногих. Пушкин-то, Пушкин, но с товарищем Пущиным - крепостники. Кто дровишки подкидывал, огоньку подносил? Дворяне Ульянов и Плеханов. Страшный цирк. Фейерверк чудовищной температуры. Розанов чувствовал, Чехов, а уж Андрей Бугаев (Белый) крутился непосредственно в зловещем балагане. Бетонная плита. Несмотря на «хлопушки», грохотавшие на весь мир, плиту расколоть не удалось. Из православия царь Петр вылепил обюрокраченную махину, да народец попрятался в скитах, по лесам. Новую веру принять отказался. Ты - трехпалубный красавец «Ингерманланд» с усатыми гвардейцами, мы тебе - огненную боярыню Морозову да крещение огнем. Трещина наметилась несколько столетий назад. А развернулась в виде жуткой крестьянской войны. Академия пестовала художников «правильных», «округлых». «Вымачивала» наиболее талантливых в итальянских (Иванов, Щедрин, Брюллов), немецких (Шишкин).
Разверзлась бездна. Ленинский зиккурат от мастера, строившего в новгородско-псковском стиле, Щусева, картины братьев Васнецовых, графика Билибина. В темной воде художественной бессмыслицы «плавали» авангардисты. Особые. Не было настолько больных ребят на Западе. Татлин, Малевич, Гончарова, особо ценимый разрушителями устоев ремесленник Родченко. Безобразный Ларионов, художник-кирпич Кончаловский, малахольный Лабас, Марк Шагал. Болотные видении, налившиеся соком на ядовитых газах, валивших из жерла русского вулкана. Кандинский пытался утянуть в западную сторону причудливое «облачко». Петров-Водкин ринулся вниз, в жерло. В нездоровой атмосфере возникали завиральные идеи - построить за счет веселящего газа новый мир. Хватило ненадолго, лет на десять. Осталось подполье андерграунда. Зверев да Оскар Рабин. Нищета, водяра, ржавая селедка, горбушка ржаного хлеба. Апофеоз кончины кислотных экспериментов - романы «Двенадцать стульев», «Золотой теленок». Смех на кладбище. В кинематографе Дзига Вертов - Григорий Полока. Переработали западные идеи быстро, а дальше неизбежно надвинулась сырая овчина старообрядчества. Обманываться не нужно: Дейнека, Герасимов, Бродский и Корин с Нисским - вот она, родимая, в новом обличье. И пусть Сталин с Ворошиловым в красноармейских шинелях, а мощная основательная древность - вот она! Бродский недалеко ушел от учителя своего, Репина, а Коржев от Ярошенко. Революционная реакция, прорыв в прошлое. Глупцы рассуждают о тоталитаризме, пришедшем на смену свободе. Нет! Просто - иная свобода. Неважно, что она не нравилась некоторым поклонникам Ротко и Уорхолла. «Каменная» настенная живопись Диего Риверы, Пикассо отнюдь не противоречила творениям Гелия Коржева. И тем более, Зураба Церетели, Эрнста Неизвестного. Псевдоконсерватор Илья Глазунов «подмазывался» к Нестерову. Неплохо пожил. В конце восьмидесятых позорно продались Варвара Степанова, Сергей Шутов, Илья Кабанов, мерзейшие Комар и Меламид. Хорошо, что Академия осталась в стороне от гнойного потока.
Работа М.. Несколько пейзажей. Есть изображения угловатых фигур чувашского художника. Остальное - мусор: девочки, садики, яблочки, клоунада, кошечки. Словно Ялта, заполнена уличными живописцами с морями и фрегатами. Академия ушла в «лес» графики, укрылась жесткой холстиной анатомического рисунка. Консервированные припасы на случай очередной войны.