Европейская культура зародилась на острове Крит. Кносский дворец. «Сердце», работающее до сих пор на Европу, - лабиринт Минотавра. Не столь сложен, как водная система Волги, впадающей в Каспийское озеро (а может, и море). Но ведь догадывались. Если народ хотя бы догадывается о чем-то более сложном, стремится, предчувствуя, «застолбить» догадку в образе, - он жив. Как рывок скалолаза: выкидывает руки вверх, находит зацепку, пробует подтянуться, хотя тело еще не готово полностью довериться «информации», идущей от рук. Случаются падения. Но, если удается подтянуться, доверившись неведомому, - выживешь. Видел с высоты «союз земли и воды», а Рубенс увидел на несколько столетий раньше, создав мифологический образ единения в картине, помещенной в «Зале Рубенса». Европа-скалолаз «раскинула» руки на «скале» неведомого в разных направлениях. Проникла во «внутренности» духа. И дальше - в его «кишки» (экзистенциализм, Жан-Поль Сартр, «Тошнота»).
Итальянцы - заложники мифов и христианства. Но кто проник в дебри обычного быта и лишил живопись ореола святости? Как тянулась «рука» любознательной Европы в черные дебри экзистенциального? Мысль спорная, но без картин Виллема Хеды, Виллема Калфа, Якоба ван Рейсдала, Питера Класа не появились бы Марсель Пруст, Джойс, да и сам Кафка. Еще более спорная мысль: без «Купальщицы» Герарда Доу не ползли бы по холстам исковерканные уроды англичанина Бэкона. А началось-то все с Петра Первого.
Россия «руки» тянула по другим направлениям, но зорко следила за потугами соседей на Востоке и Западе.
Эрмитаж - перекресток культур. С В. миновали «Зал Рубенса». Красные стены, узорный паркет желтый, а потолок поделен на квадраты. В центре каждого стилизованные цветы. Раньше в зале располагались картины русских мастеров, потом (до перемещения в «Шатровый зал») повесили голландцев и Рембрандта. В те времена развеска была шпалерной: произведения от пола до потолка, между ними никаких «просветов». Оттуда - в зал Снейдерса. Опять потолок, разделенный на квадратики с сиреневыми узорами, снова цветы. Стены, обтянутые красным шелком. Коричневые тона преобладают в окраске пола. Изощренный узор, основанный на изображении розы ветров. По центру - малахитовые вазы и подсвечники, серые, бесподобные.
В., до этого смирный, совершил несколько неожиданных прыжков, пытаясь попасть в центр паркетного узора. Остановился, напугав стареньких японцев, внимательно слушавших здоровенную русскую девицу. Юнница вещала поразительно тонким голоском. Странное впечатление! Увидела, что к ней подпрыгнул молодой мужчина, симпатично воскликнула: «Ой, не сшибите нас!» Стала сразу близкой русачкой. Когда покинули зал художника - охотника и любителя свежего провианта, сын удовлетворенно хмыкнул: «С тобой, отец, совсем прокиснешь. Размялся. А с филологинями так и надо. Пугливые они. В Нижнем мы из части всегда в женскую общагу пединститута наведывались. Там вот такие здоровые, сладенькие кормили отменно. Мы в долгу, конечно…» «Не болтай! - грубо прервал я В. - Для создания уникального пола использовано четырнадцать пород ценной древесины. А ты топчешься, как слон. Привык по общагам девок смущать!»