Мечта - на старости лет жить в Ленинграде, в уютном пригороде. Эрмитаж делает несколько десятков выставок в год, пусть небольшими тиражами, издает глубоко профессиональные книги о различных направлениях искусства. В магазинчиках, находящихся в музее, выставлены уникальные издания. Раньше хватал подряд один том за другим, листал, глубоко вдыхал запах печати на мелованной бумаге. Как-то нюхал страницы издания о царских парадных экипажах, хранящихся в запасниках. Признаю, привычка для окружающих малоприятная. Мне плевать. Труслив и робок, но могу разгневаться по глупости. Сделали замечание: «Мужчина, прекратите нюхать страницы. Это вам не сено». Взорвало, зашипел: «Хотите сказать, что я конь?» Вовремя удержался (чего дураку бросаться на девчонку: «Девушка, вы встречали книжных наркоманов? Я - из этих»). Но принюхиваться перестал. Листал издание без носотыканья. Теперь - иначе: выберу фолиант о смыслах, заложенных в полотне Рембрандта «Возвращение блудного сына», читаю. В. не сердится. Договоримся, где встречаемся, и он уходит бродить в соответствии с собственными предпочтениями. Чтение кусков «вкусного» текста занимает минут сорок, иногда час. Издания по литературоведению или искусству откровенно, вызывающе расплывчаты. Вот алгебра - это да! Логика, четкость. Теперь-то знаю: и математическое знание относительно. Чопорная строгость сочинений по точным (так называемым) дисциплинам лишь удачно маскируют слабые места мироведения. Построили сверхмощный объект в Люцерне. Лишь для того, чтобы обнаружить еще одну россыпь, то ли частиц, то ли волн. Говорят: «Мы о них знаем, но они невидимы, показать не можем». Так какого же рожна щеки надуваете? От скульптур и картин исходят волны мощнейшего воздействия. Пусть их чувствуют индивидуально, но зато каждый. Грамотеи из Ватикана облюбовали великий музей на реке Нева. В полотнах великих чего только не находят! От идеи Троицы до сущности Божества. Видел таких в католических сутанах. Часами стоят перед «Мадонной Литта», лопочут на итальянском. Проходит час, другой. Девица ведет группу теплолюбивых старичков. Спрашиваю у нее: «Чего попы лопочут?». Переводчица: «Они любят изучать смыслы произведения в изменяющемся освещении. Наблюдают с утра до вечера, обмениваются впечатлениями. По слухам, «Блудного сына» Рембрандт написал последним. Творил резко. Пытался подправлять краски не кистями, а прямо пальцами. Богословы пишут книги об одних лишь жестах, выражениях лиц. Ватикан того же «Блудного сына» провозгласил главным символом перехода в третье тысячелетие после Рождества Христова. Просят отдать картину, хоть ненадолго, в миссионерских целях. Кардиналы проводят возле картин да Винчи и Рембрандта долгие часы в закрытом, специально для них, музее». В шестидесятые годы Бриттен написал оперу по мотивам картины Рембрандта. В 2013 ее исполнили в Эрмитажном театре. Убеждаюсь, вслед за умными людьми: доверяй лишь собственным чувствам и при работе с цифрами, и при работе с образами. Искусствоведческое исследование может быть более конкретным, нежели учебник по механике. Попы не зря зациклились на «Мадонне Литта» (какой скандал был в Италии, когда дворяне из рода Литта продали картину царскому правительству!). Пухлый Христосик держит в руках птичку с красной головкой: цвет смерти. Мадонна необыкновенно величественна, но и двойственна: смотрит на сына и как мать, и как чужая женщина - сивилла, уже знающая об ужасном конце дитяти. Когда «раскусил» своеобразный «стереоэффект» изображения - зачарованно обомлел. На старости лет хотел бы жить в Ленинграде. Мечтать, как говорится, не вредно.