Бросаются в глаза недочеты: над дубовыми лавками, как в общественном транспорте, объявление: «Братья и сестры! Просим быть внимательными и не оставлять личные вещи без присмотра». Пронзительно, прямо из иконостаса, цветными лампочками горит надпись (будто в дешевом танцзале): «Христос воскрес!» Портят великолепное произведение искусства. Неужели церковники не понимают - похабно же! Подобное во всех богоугодных заведениях. - «Благочинный, видите ли, - продолжаю наступать. - Тут у вас за личными вещами необходимо следить. Воруют? Я, например, не ворую. А церковь - эклектична, великолепна. Произведение искусства. Христиане могут исчезнуть, а архитектура останется. Сотни людей про Григория и историю сооружения узнают, а вы у народа красоту крадете». - «А вот мы теперь покажем, кто у кого крадет. Ишь, ты, эстет долбанный», - злорадно провозгласил казачок. К нам уже спешил черноризник с мушкетерской бородкой, а рядом - огромный мужик с бородищей: «В церкви съемка запрещена», - сочно загудел объемный служитель Господень. - «А что здесь делает этот псевдоказак, да еще с нагайкой? Бичевать кого-то собрался?» Последние слова окончательно взбесили безлошадного конника. Схватил за руку, потащил. Спокойно говорю: «Отцепись. Хуже будет. Я противоправного ничего не совершал, а ты административку схлопочешь», - и под нос - депутатскую корочку: «Без решения соответствующих органов трогать не смей!» - «Депутат? - живо сориентировался тонкобородый. - «Депутат, депутат», - заявляю победно. Молоденький шепчет благочинному, тот выпучивает нежные, влажные гляделки, жует воздух сочными губами: «Ну, вот вы - народный избранник. Так как же вы….». Неожиданно подскакал старичок с вибрирующими глазками: «А, все здесь! Власть небесная и земная! Что ж собачитесь? Народ вам не нужен, забыли, - вдруг переходит на истеричный крик, - молчат. Хоть одно полезное дело. Березы рубят. Они, девоньки, валяются в грязи. Грачи же плачут. А ну, пошли глядеть - защищать. Попрятались по теплым церквям. Христианин если, то дело делать, а не турусы разводить».
Шепчу настоятелю-здоровяку: «Сумасшедший. Знаю его. Сейчас все сумасшедшие сбегутся. Девчонку видели? Побежала болезных звать». Настоятель зыркнул в сторону казачка: «Отпусти». Мне: «Не надо скандалов. Уходите». Судьбу не испытываю.
С благодарностью к Кузнечику и Полубесу покидаю церковь. Часы на храме прозрачным звуком-звоном напоминают: девять часов утра. В голову приливает кровь. Организм взнуздан скандалом. Бодро вышагиваю под клочковатыми облаками. Выглядывает бледное солнышко. Терли-терли меня меж жерновами, а я еще ползаю, ощущаю битву весеннего холода и не проснувшегося светила. Курс на Большую Ордынку. Зарядье похабят деликатно. Бараки из пенобетона, «стойла» многоэтажны, но не очень. Купеческие особняки жмутся друг к другу под сенью уплотнительных новостроек. Вот вам Москва, поселения, ломающие архитектурную логику. Не город, а гигантский состав, потерпевший крушение - обломки конструкций, битое стекло, занимающиеся пожары. Ныряю мимо шлагбаума в подворотню. Мочой не пахнет. Чисто. Дорогие иностранные авто. Через динамики громко вещает девушка: «В десять часов утра откроется торгово-развлекательный комплекс «Легион». Приглашаем приятно провести время».