Лесков, любимые произведения: «Леди Макбет Мценского уезда» (название потрясающее, переломное!), «Тупейный художник», «Несмертельный человек», «Однодум», «Очарованный странник», «Запечатленный ангел», «Левша». Интересовала мастера эпоха царя Николая Первого. Проблемы, копившиеся в Николаевскую эпоху, как нарыв, вскрывал Александр Второй. Не хотелось, да надо - Крымская война (а ведь в российской армии бились герои) с позором проиграна. И - гениальный «Левша» (женская интерпретация тех же проблем - «Леди Макбет Мценского уезда»). Говорят: страдания тульского оружейника - глобальное несчастье России (бесправие, насилие, безгласность). Может, и так. Кто же в бесправии пребывает веками? Многие десятки миллионов «черных людей». «Не сварился народ - не кормил воевод». Квартальный полицейский Александр Рожнов («Однодум») - родная на Руси «птица». Честный человек и сразу философ-одиночка. Главное мировоззренческое правило у Рожнова - «самопитание» («как потопал, так и полопал»). Дали орденок в конце службы, а ему и нацепить не на что. Реальный случай - квартального наградили Крестом святого Владимира. И неправедная система сталкивается с нехарактерным человеком. Рожнов, швейцар Певунов («Павлин»), солдат Постников («Человек на часах» - Аркадий Гайдар, сто лет спустя, использовал образ), Любовь Онисимовна («Тупейный художник»), да и сам писатель - не от мира сего. Николай Семенович по Руси пошел в поисках, хотя бы нескольких, «людей правды». Как у Эртеля «ненормальный» дядька Трофим Кузькин: «Аль уж в хрестьянстве праведника-то одного не найдется?.. Аль уж душа-то у всех сгинула?..».
Пошел «за душой» и Лесков: русские, чуваши, немцы, татары, поляки, евреи, цыгане, ногайцы, даже англичане - всех видел, со всеми разговаривал. Астрахань (Волгу-матушку Николай Семенович знал), Нижний, Казань, Самара, Пенза, Москва, Питер, Тамань, Кубань, Крым, Черноземье и - Север. В путешествиях внимательных, неспешных набрался русский писатель раскольничье-старорусской книжности, просторечия, фольклора. Старообрядец-каменщик (Марк Александров, «Запечатленный ангел») открывает путешественнику мощные пласты неведомой культуры. Русь встала перед взором живым гигантом, который никаким западным влиянием сломлен быть не мог. Проблема: уникальная многонациональная территория страдала от себя самой, мучилась от собственной тяжести. Ее никто не в силах «проглотить». Но и «поднять» на социальное созидание было, ой, как не просто. Не только про то, что англичане ружейные стволы кирпичом не чистят, в виде «цеховой легенды» - вот это: у «англицких мастеров совсем другие правила жизни и продовольствия». Бродяга писатель ознакомился с «Городом Глуповым» Салтыкова-Щедрина, с «Ревизором» Гоголя. Получился излом: «Очарованный странник» - с одной стороны - и сильнейшая Салтыковская «едкость»: жизнь наша - трагическая комедия, пошлый «фарс». Гений, в ответ, сотворил не менее умелую, но безделицу. Подковал блоху, а подковки - тяжелы. Поднял Пугачев людишек на восстание, а оно не восстание - бунт. Пугачев, чтобы в доверие войти, шутейным царьком прикинулся. Когда голову ему рубили, народ-раб либо хохотал, либо плакал, а большинство - молились. А Емелька этому дурачку - народу, перед лютой смертью, в ноги кланялся, прощения просил. Левша же спился.