Музей скоро закроется, но толпа не схлынула. Из духоты выходим втроем к памятнику Петру Первому, облаченного в римские доспехи.
М. уезжает. Мучается незавершенным этюдом к картине. Ему кажется, что опаздывает из-за нехватки мастерства. В общем, неумеха, и картина не получится, и жизнь не удалась. Говорит: «Жители этого города стремятся к солнцу и теплу. Так - всегда. Соловьев зачем потащился в Африку? А Гумилев? Месяцами болтался в Каире. Утверждал, что от «злых обезьян» и «декоративных верблюдов» устал. Уезжает в питерский мороз, темень. Как сейчас. Я вот, наоборот, желаю к пирамидам Хеопса и арабам-попрошайкам. Не поехал. «Ищу» тайну. Близко она. Гумилев отправился в путешествие с надменным англичанином. Тот - туп, как пробка».
Снежок, возле Аникушинского памятника Пушкину, так сух, что не хрустит, а визжит под ногами. У входа в Филармонию, под желтым светом фонарей, кипит выдыхаемым паром толпа. Ритмично вспыхивают и гаснут гирлянды, образующие поздравление: «С рождеством!» Мы с В. - на станцию метро «Невский проспект». Петроградская сторона. Театр антрепризы имени Андрея Миронова. Художественный руководитель Фурман. Не то актер, не то театральный писатель. Скорее, с небольшой выгодой существует рядом с Терпсихорой. Татьяна Москвина - едкая дамочка - некоторые постановки хвалит. Театр Европы посещали не раз. И вот направляемся в заведение Фурмана. Веет цыганщиной, балаганом. Миронов Андрей - актер хороший, но из блатных. Прославился в специфических киноопусах Гайдая, Рязанова. Не тянет на культурное заведение своего имени. Сегодня всякую малую величину «метят» скульптурой, бюстом. «Окуджава» Франгуляна. Истинно великих («Дзержинского» Вучетича) засунули в «Музейон». Фурман - энергичен. Снимался в большом количестве фильмов, но в эпизодах, а фильмы - не «Война и мир» Бондарчука. Писал сценарии - по ним не снимали. Творил пьесы - но их не ставили. Давали премии, но областного «разлива».
Театрик маленький, хозяева стремятся не просто мелькнуть, а нагло ворваться в мозг к приходящим. Окна стрельчатые, украшены лепниной, напоминающей валики старого дивана. Каждый клочок стены завешен цветными лоскутами - фотографии актеров. Сцены из постановок. Сельские вышитые тряпочки. Аляповато. С таким вкусом, о чем пишет книжки Фурман?
Проспект - узок. Втекающие в «жилу» Каменноостровского проспекта улицы, узкие, как лезвие стилета. Истинный «Человейник» (Зиновьев) - машины, автобусы, пешеходы. Сообщаю: «Когда Гумилев с англичанами пробирался к верховьям Нила, то вел записи. Все грамотные вели дневники, писали письма. Когда бабуля читала письма, пришедшие от матери, слушал, не отрываясь, словно Писание. До сих пор помню целые куски. Марсиане, готовясь к «отлету» с земли, будут набирать побольше писем. Из них и узнают, что есть человек».