Ира сказала: «Если ты, Моляков, хочешь меня бросить, потому что тебе я не понравилась, можешь это сделать. Таскаться за тобой не буду. Просто – встретились и расстались».
Было уже во мне другое – основательное, как седьмая печать. «Печать» образовалась из обыденности материального во время первого соития и еще из чувства необычной легкости. Хорошо, что не было шелковых простыней.
Простота и ясность физиологии привела к простоте и ясности нового жизненного положения – с этой женщиной быть вместе до конца. Так становятся взрослыми.
Поднялись. Попили чаю. Ирина выгладила красное платье – вечером мы пойдем в филармонию. На улице дул плотный, светлый ветер. Он был холоден. Не помогало и солнце – огромное и мохнатое в голубом небе. Золотая игла Петропавловского собора празднично спала. А ангел на ней действительно трубил. Я слышал. Ударила пушка в крепости. По улице Добролюбова шел новый мужчина с юной женой.
На Неве ледоход. Стремительный, но у гранитных ступеней, по которым мы спустились к тяжелой воде, огромные льдины замедляли бег и, как бело-серые псы, толпились у наших ног. Ирина говорила, что нам нужна была бы булка, чтобы накормить этих огромных холодных собак.
Потом был Русский музей. Пили кофе за 11 копеек, с пончиками по 3 копейки за штуку, а вечером слушали Гарри Гродберга в белоколонном зале филармонии.
Улетала Ирка из Пулково. Через два часа была в Чебоксарах. Потом она прилетела на майские праздники. Было холодно, летали белые «мухи», а 2 мая стало солнечно и тепло. Рванули в Ораниенбаум. Ни ветерка. Вода в дворцовых прудах черная, гладкая, чистая. По берегам тянулись в небо гордые, будто нарисованные пером, стволы деревьев.
На Ирине были черные вельветовые джинсы, серая кофточка и кожаные туфли – модные, с медными носиками и без задников. Фотографировались на цветную пленку. Слайды - в нашей семейной коллекции. Черные деревья, желтая трава, тяжелая вода и голубое небо. Ирина девушка красивая, в подобном пейзаже выглядела бесподобно. Темные пруды Ораниенбаума, Китайский дворец, еще не проснувшиеся весенние деревья – тронный зал моей королевы.
Ирина прилетела ко мне летом, в стройотряд. Жили в общежитии. После ужина ходили гулять на берег Финского залива. Дул ветер, Ирина прижималась ко мне, а вдали, в море, тускло светились огни кораблей. Шумели сосны на песчаном берегу, и катились, катились неспокойные волны.
В стройотряде было трое главных – командир Саша Скоробогатько, комиссар Саша Олтяну, завхоз Сережа Казаков. «Качал» мышцы, становился на тяжелую работу – разгрузку бетона. Работа продолжалась и в обед. Не обедал, а работал. Таскал балку с электромотором, так называемый вибратор. «Заглаживали» огромные пространства в цехах.
Зарабатывали немного. Не могли заработать столько, сколько, допустим, Седов в стройотрядах от ЛИСИ. Там ребята вылетали на самолетах в тайгу, на великие стройки. Седику нравился город Стрежевой. Когда Седулькин первый раз слетал на заработки, то заработал тысячу. Купил джинсы «Lee», костюм и модное пальто со шляпой.
Пальто было шикарным. Когда я отправлялся в кино или филармонию, брал это пальто у Седулькина, начищал темно-коричневые финские ботинки, примеривал фетровую серую шляпу. Зонтик от дождя, длинный, как трость, с загнутой ручкой, кожаные перчатки и, обязательно, красную гвоздику в петлицу. Гордый, шлялся по Большому проспекту Петроградской стороны.
