Спустился, волнуясь, в корпус Бенуа. Айвазовский. Двести лет со дня рождения. Народу порядочно. Надышали. Не протолкнуться, и даже жарко. Полотна весьма продуктивного дяди, армянина, с роскошными бакенбардами, развешаны по перегородкам темно-бордового цвета. Упираешься лбом в фанерный блок с колючей надписью: «Айвазовский». Тут же В. и М.. М. сообщает, что Айвазовский - щеголь: «Смотри, какие кучерявые бакенбарды. Как у Александра Сергеевича. И ведь вместе с Репиным видели образ поэта, распахнувшегося навстречу бурному морю и шквалистому ветру». В.: «Богатый был. Сенатор. Богатых народ любит. В Феодосии Ивана Константиновича боготворили. Он жителям города Субакский колодец соорудил, мужскую гимназию опекал, и железную дорогу протянули до Феодосии не без его участия». Я: «На скулах - бакенбарды, а море - синее. Одесситы море видят зеленым или бурым. Сегодня Ивана Константиновича осуждают за щегольство, блеск, броскость. Говорят, что салонное начало преобладает. Несколько тысяч картин написал. Финансовые магнаты за честь считали видеть его полотна у себя в кабинете. Царственные особы также не брезгали. Это репинские «Бурлаки на Волге» висели у великого князя в биллиардной. Празднично-парадную картину Айвазовского увидеть висящей на кухне немыслимо. Но, помимо прекрасной продаваемости (самый дорогой русский художник на международных аукционах) и огромного количества подделок, есть у него тайна: беспокойная морская вода. Когда море бушует, хочется броситься головой вперед в набегающую волну и в тоже время страшно, лучше стоять на волнорезе. Айвазовский словно готовится к прорыву, собирает силы, играет мускулами. Суриков - в «Утре стрелецкой казни». Репин - «Казаки пишут письмо турецкому султану». Иванов - в «Явлении Христа народу». Щуплый Айвазовский «подготовительные работы» вел на самом трудном участке: в огромных пейзажах спорил с самой разбушевавшейся природой. Да, щегольство. Но, как средство, а не как цель. Смазываем же мы поверхность маслянистым для лучшего скольжения. Человек продирается в сердцевину ужаса, без «смазки» дело не пойдет. А у Ивана Константиновича - пошло. Не долез - слаб. Перелез - пошл. Здесь - предел возможностей человека, сражающегося с природой. После Айвазовского Филоновы-Малевичи могли «вскрывать» окружающую действительность, как консервную банку, хулиганить «вдоль и поперек». Но это - после. А до - нельзя. «Девятый вал» манит зрителя не слабее, чем «обнаженные» Курбе. Попробуйте так раздеть - вывернуть беспощадно страстную стихию, как это сделал армянский Ваня в «Радуге». Каков дядя! Знал и беседовал с Пушкиным, Крыловым (тот поначалу «крышевал» шустрого парнишку), с Жуковским, Гоголем. Разве умница Тургенев не восхищался его полотнами? А Толстой и Достоевский? Уже «мутили» воду Мережковский, Брюсов и Бальмонт, уже бегали автомобили, и горели электрические фонари, а несокрушимый дед еще был жив, считая, что жить - значит, работать. Бунтарь, лихорадочно сваливавший в кучу мнения и оценки. Заявлял, что подражание и копирование великих - все одно: рабство. Великий может задать ученику мотив, направление, дальше - сам, в обращении к мирозданию. Природу не нужно идеализировать. Занимайтесь баловством в натюрмортах и портретах. Настоящий пейзаж такого права не дает. Ужас, наполняющий душу бурей - вот достойный мотив. Любил Иван Константинович «ловить мгновение за хвост». На жизнь зарабатывал. Официально постановлено: главный художник Военно-Морского флота России. Десятки картин, запечатлевших морские сражения. Живописца завораживал подвиг брига «Меркурий». Гангутское и Синопское сражения - дым, алые всполохи огня, рушащиеся обломки, гибнущие фрегаты. А идущая в парадном строю, под свежим ветром, Черноморская эскадра! И здесь, в воспроизведении человеческих деяний, - море, порыв, хождение на краю бездны. Художник при этом писал по памяти, в мастерской с голыми стенами. И создал потрясающее полотно - «Сотворение мира», к которому стремился и перед которым я стоял неподвижно до закрытия музея».
-
- i_molyakov (
i_molyakov) wrote,
i_molyakov
i_molyakov
Питер. 28 декабря 2016- 7 января 2017. 117
Спустился, волнуясь, в корпус Бенуа. Айвазовский. Двести лет со дня рождения. Народу порядочно. Надышали. Не протолкнуться, и даже жарко. Полотна весьма продуктивного дяди, армянина, с роскошными бакенбардами, развешаны по перегородкам темно-бордового цвета. Упираешься лбом в фанерный блок с колючей надписью: «Айвазовский». Тут же В. и М.. М. сообщает, что Айвазовский - щеголь: «Смотри, какие кучерявые бакенбарды. Как у Александра Сергеевича. И ведь вместе с Репиным видели образ поэта, распахнувшегося навстречу бурному морю и шквалистому ветру». В.: «Богатый был. Сенатор. Богатых народ любит. В Феодосии Ивана Константиновича боготворили. Он жителям города Субакский колодец соорудил, мужскую гимназию опекал, и железную дорогу протянули до Феодосии не без его участия». Я: «На скулах - бакенбарды, а море - синее. Одесситы море видят зеленым или бурым. Сегодня Ивана Константиновича осуждают за щегольство, блеск, броскость. Говорят, что салонное начало преобладает. Несколько тысяч картин написал. Финансовые магнаты за честь считали видеть его полотна у себя в кабинете. Царственные особы также не брезгали. Это репинские «Бурлаки на Волге» висели у великого князя в биллиардной. Празднично-парадную картину Айвазовского увидеть висящей на кухне немыслимо. Но, помимо прекрасной продаваемости (самый дорогой русский художник на международных аукционах) и огромного количества подделок, есть у него тайна: беспокойная морская вода. Когда море бушует, хочется броситься головой вперед в набегающую волну и в тоже время страшно, лучше стоять на волнорезе. Айвазовский словно готовится к прорыву, собирает силы, играет мускулами. Суриков - в «Утре стрелецкой казни». Репин - «Казаки пишут письмо турецкому султану». Иванов - в «Явлении Христа народу». Щуплый Айвазовский «подготовительные работы» вел на самом трудном участке: в огромных пейзажах спорил с самой разбушевавшейся природой. Да, щегольство. Но, как средство, а не как цель. Смазываем же мы поверхность маслянистым для лучшего скольжения. Человек продирается в сердцевину ужаса, без «смазки» дело не пойдет. А у Ивана Константиновича - пошло. Не долез - слаб. Перелез - пошл. Здесь - предел возможностей человека, сражающегося с природой. После Айвазовского Филоновы-Малевичи могли «вскрывать» окружающую действительность, как консервную банку, хулиганить «вдоль и поперек». Но это - после. А до - нельзя. «Девятый вал» манит зрителя не слабее, чем «обнаженные» Курбе. Попробуйте так раздеть - вывернуть беспощадно страстную стихию, как это сделал армянский Ваня в «Радуге». Каков дядя! Знал и беседовал с Пушкиным, Крыловым (тот поначалу «крышевал» шустрого парнишку), с Жуковским, Гоголем. Разве умница Тургенев не восхищался его полотнами? А Толстой и Достоевский? Уже «мутили» воду Мережковский, Брюсов и Бальмонт, уже бегали автомобили, и горели электрические фонари, а несокрушимый дед еще был жив, считая, что жить - значит, работать. Бунтарь, лихорадочно сваливавший в кучу мнения и оценки. Заявлял, что подражание и копирование великих - все одно: рабство. Великий может задать ученику мотив, направление, дальше - сам, в обращении к мирозданию. Природу не нужно идеализировать. Занимайтесь баловством в натюрмортах и портретах. Настоящий пейзаж такого права не дает. Ужас, наполняющий душу бурей - вот достойный мотив. Любил Иван Константинович «ловить мгновение за хвост». На жизнь зарабатывал. Официально постановлено: главный художник Военно-Морского флота России. Десятки картин, запечатлевших морские сражения. Живописца завораживал подвиг брига «Меркурий». Гангутское и Синопское сражения - дым, алые всполохи огня, рушащиеся обломки, гибнущие фрегаты. А идущая в парадном строю, под свежим ветром, Черноморская эскадра! И здесь, в воспроизведении человеческих деяний, - море, порыв, хождение на краю бездны. Художник при этом писал по памяти, в мастерской с голыми стенами. И создал потрясающее полотно - «Сотворение мира», к которому стремился и перед которым я стоял неподвижно до закрытия музея».
- Post a new comment
- 0 comments
- Post a new comment
- 0 comments