i_molyakov (i_molyakov) wrote,
i_molyakov
i_molyakov

Category:

Заметки на ходу (часть 394)

Отец не мог поверить, что Таня Петрова мне не сожительница. В марте 79-го он неожиданно прилетел в Ленинград. Не найдя меня в общежитии, отправился в университет. Ему сказали, что Молякова можно найти у Петровой, в дворницкой. Помещение напротив станции метро «Василеостровская» нашел быстро.
Меня не было, а дверь открыла симпатичная молодая баба. Она только что проснулась, опоздала в университет. Отца узнала: «Вы, наверное, отец Молякова. Подождите, он сейчас придет». Пришел я поздно – забежал к Петровой отдать задания по математике (в ней Танька ничего не смыслила, и я с ней дополнительно занимался). Вошел, увидел на столе бутылку «Сибирской» и мирно беседующих о жизни отца и Петрову.
Отец так и не поверил, что я не спал с Петровой. Эта тема его не очень волновала. Его интересовали мои отношения с матерью. Ее реакция на Семенову была острой оттого, что он уезжал в Москву, в Академию на три года. Она оставалась в Новочебоксарске, с маленьким Мишей да с Олегом. Вместе с отцом ехать не могла. Мать дергалась. Старший сын, со своей «катастрофической любовью». Поющий романсы муж. А много одиноких любительниц романсов в столице. Классических.
Я же летом намеревался переправить Семенову в Ленинрад. Она же мне жена! От любви, от жадности. Безумие. Можно было умереть. Но я выжил.
Те давние события - ценны, дороги! Окружающим наплевать на твои переживания. Опыт тяжести жизни – собственность любовь – муки – зачем же выбрасывать. Лучше любви – опыта и не было.
Изменение всего, что знал про любовь. Но не откажусь, не предам. Без этого – не человек. Вернее, не тот человеко-зверь, где человеческого на чуть-чуть. Если пропадет Ирка – великое, рожденное ею, будет главной ценностью. Станет частью грядущей смерти. Говорят: «Любовь до гробовой доски». Хороша доска.
Жизнь потекла по распорядку страсти. Не жалко стало времени. Идеальная жадность приходилась на время жизни. Жизнь коротка. На глупости времени не оставалось.
Теперь очевидно – главное случилось. Потом – частности. Но еще можно пожить внутри страсти. Жадность – вся - перебросилась на страсть. Еще прожить в тоске-сладости. Время таяло стремительно. Прекрасна эта быстрота. И как же все это ужасно! Человечество из всех безумств выбрало самое сочное, назвало любовью и возвело в ранг прекрасного.
Этим и держимся. Договариваются: чтобы не перебить друг друга, самое ужасное объявим самым нравственным. Устроим песни и пляски. Будем противопоставлять безумию ужас. Разделив, будем черпать «вдохновение». Есть пройдохи, которые секрет знают. Мопассан, в итоге свихнувшийся, написал роман о любви: «Сильна, как смерть». По-библейски.
Роман читал на центральном телеграфе, рядом с аркой Генерального штаба. Ждал, когда позовут в кабинку для переговоров с Ириной. Ничего особенного в наших телефонных разговорах не было. Но важны не слова, а радостное кипение, восстававшее из души, когда слышался в трубке родной голос. Аппарат, диск набора номера, руководство по пользованию на металлической пластинке, кабинка, белый свет из лампы, приглушенные голоса соседей становились родными, близкими. Предметы оживали, участвовали в отношениях с далекой девушкой. Сочувствовали и помогали.
Чем может помочь дневной свет в тесном пенале? А если погаснет – можно ли будет говорить? Свет горит – здесь и помощь.
Или номер кабинки? Небезразличным, и даже милым, становился цифровой ряд кабинок. И то, как номера написаны, их цвет. Когда ожидание соединения с абонентом затягивалось, но было ясно, что оно состоится, ряд цифирек, нарисованных на стеклах кабин, начинал светиться дивным светом. Огромный зал Ленинградского «телеграфа-телефона» наполнялся фантастическим сиянием.
Мы говорили каждую субботу, вечером, в шесть. Неделя проскакивала мгновенно. В Новочебоксарске Ирка ждала этих часов. Если задерживалась на работе, то неслась домой, к телефону – должен звонить Игорь.
Страстное ожидание разговоров ни о чем. Голоса наполнялись живым, нежным, страстным. У моей девушки чувство было такое же огненное, как и у меня к ней. Чувство ее было светлее и чище моего. Я любил по моему расписанию. Кувыркался нежно в недрах страстного эгоизма. Ира ничего от меня не хотела. Хотела все делать, как говорил я. И когда она это делала, то будто была рядом со мной, касалась меня. Мои книги и фильмы нравились ей. Не было фальши. Девушка самозабвенно «растворялась» в своем парне.
В Ирине - огонек. Он страстен. Пламя, которое больше меня – моего лица, голоса, тела. Через сотни километров на меня накатывала искренность возлюбленной. Она осталась после тридцати лет совместной жизни.
Tags: Заметки на ходу
Subscribe

  • Больничное – 2.29

    Земля, обыденно вращаясь, Покойность мыслям придает, Как будто ей легко, не маясь, Вершить свой медленный полет. Есть ось, как штырь, Не штырь,…

  • Больничное – 2.28

    Не проще ль жизнь отнять, ударь, и вся забота. Ведь можно сделать так? Убийства простота Привычна для людей, кровавая работа, Тут кто-то досаждал…

  • Больничное – 2.27

    Вылизывая гладкость рифм из звуков, Бесстыдствуем, являясь напоказ, Плевать нам на покой детей и внуков, В них пальцем ткнут, и больно, и не раз!…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 0 comments