Юра расстелил на полу коврик, бросил валик с дивана. Сам сел в кресло-качалку, покрытое пледом. Мне приятно вытянуть гудящие от усталости ноги, чувствовать спиной ворс подстилки. В квартире тепло, валяюсь на полу в трусах, майке. Седов убеждает меня, что «карму» воспринимают неверно. Среди русских она, как тяжелая неизбежность. Мы идем от собственной жизни к абстрактному по наитию. Жизнь же нелегкая. Радости мало. Скупость духовного света формирует греческое, «каменное», отношение к судьбе. Жалуемся на жизнь, и выходит: выводы делаем не просто поверхностные, но неосновательность их «окрашиваем» в унылые тона. Надо наоборот: карма изначальна, мы - под ней, но она не тяжела, а излучает свет и надежду. На смену музыкантам-романтикам, таким, как Шопен, пришли реалисты, формалисты. Ракурс тот же: от головы - в мир. Правильно лишь творчество некоторых великих рокеров. Не тех, что тяготели к импровизации, джазу, а тех, кто звук делал чистым, абстрактным, «всемирным»: «Genesis», «E.L.P», «Pink Floyd», отдельные композиции «Beatles», «Led Zeppelin». Слушал в пол-уха. По телику показывали «Золотого теленка» Швейцера, с Юрским, Куравлевым, Гердтом. Смешно скакал Паниковский (Гердт) вокруг Корейко (Евстигнеев), выкрикивая: «Дай миллион, дай миллион!» Всякое сатирическое произведение формирует отношение к предопределенности, как к чему-то тяжелому, неизбежному. Почему бы Юрскому (Остапу) не пересечь с добром румынскую границу! Но, даже если бы и пересек, «белые штаны в Рио» завершились бы печально. Мы это чувствуем заранее. В «Двенадцати стульях» потешный Киса вдруг оказывается с бритвой, перерезает горло турецко-подданному («Как сумасшедший, с бритвою в руке»). Позже появляется Тарковский со «Сталкером» и Сокуров с «Фаустом», а до этого - со «Скорбным бесчувствием». Естественно, Тарковский, Сокуров, Хамдамов ближе к «Pink Floyd» и Уотерсу, нежели к «The Whe» и «Greem». Жана-Мишеля нельзя забывать. Антониони в «Bloy up» раскусил кармические начала в Уотерсе. Пригласил озвучивать киноленту. Если французы давным-давно «породили» забавного Мольера, то от нас поступил сатирический ответ: Салтыков-Щедрин (а до этого - Гоголь с «Ревизором»). Бесстрашный Зощенко расширил границы сатиры, но даже его Володька Завитушкин напрашивался не на бытовую глупость, а на космическую. Никто никого не ограничивал. Сатира в России тяжела, «заносит» ее к страшным выводам. Рокеры странные. Градский со «Скоморохами» - так тут же подавай ему отчаянную поэзию скуки Саши Черного. Одесские ребята (солнце, море) с трудом, но породили космополитичного Бендера. Прошло несколько десятков лет, прежде чем появились гайдаровские опусы (с отечественным джазом и попсой весьма высокого уровня). Почему так долго эксплуатируют «светлую» карму Бендера? Отчего не появляется ничего, равного по уровню Ильфу и Петрову? С какой стати аккуратные «Фиги в кармане» Жванецкого воспринимаются как нечто революционное? Выход в конкретику: отчего у нас народ любит вождей и ненавидит правительство (которое вождь же и возглавляет)? Значит, мы иранцы (или, по Салтыкову-Щедрину, «господа ташкентцы»)? Отключился измученный мозг. «Светлая» карма Седова сконцентрировалась на образе Роджера Уотерса (похожего на Ричарда Гира). Открыв глаза, увидел: свет горит, по телевизору - ветхий «Bony M.», Седов похрапывает, кресло под ним не качается. Встал, опершись на край стола, неверным шагом направился в спальню. Укрываться пуховым одеялом не стал: жарко. Снилось: палящее солнце, трепещущие под влажным ветром пальмы. Кто-то «собирает» море в мелкие складки, и оно кажется не настоящим. Так у Феллини в фильме «И корабль плывет». Белая комната с длинными столами. Спрятался. В руках - автомат. Если стрелять, то в окно, где нет стекол. Но, как стрелять, если обзор ограничен и почти ничего не видно?
