Хоть художник умел, но рисует повторы:
Вроде чудо - вот ангел в крутом вираже,
Только крыльями чертит все те же узоры.
Ну и песни такие ж, хоть тянутся ввысь
И столетьями стынут, в ночи растворяясь.
Хор не помнит, зачем под луной собрались,
На тугих сквозняках, как на струнах, играясь.
Да услышит ли Боже гундящий мотив?
Сладость веры прогоркнет с такими певцами.
Вдруг Всевышний взревет, полстакана испив,
В пух взлохматит им крылья стальными щипцами?
Те, почуяв беду, под железом пищат,
Но иного, увы, сотворить не умеют.
Кровью легкой исходят, а рухнув, вопят,
Моментально иссохнув, пред смертью стареют.
Но один почему-то, упав, не раскис,
Под хламидою спрятал побитые перья.
Полз до края земного, укрывшись. Повис,
Чтоб в провал не слететь, пил вонючее зелье.
И случилось! От радости оторопев,
Вдруг почувствовал в сердце звучанье иное.
Оттолкнулся и, в бездну глухую слетев,
Стал кататься на дне, улыбаясь и воя.
Черен-черен - таков его нынешний вид.
В темных крыльях живет непомерная сила.
Променявшего небо на землю отныне хранит
Расколовшая скалы сырая могила.
Агасферова глотка лужена в печах,
Вопли ада, предавший, окрест исторгает,
Отблеск света в глазах его страшных исчах,
Но зато в пустоте он рычит и рыгает.