После первой погрузки-разгрузки, заработав рублей пятнадцать, еле переставляя ноги, притащился в раздевалку. Замерз, в помещении холодно. В окнах щели, дуло. Из душевой валил пар. Краны плохо работали, и кипяток струился на коричневый кафель.
Разгружали говядину. Мясо из Франции, и каждая полутуша упакована в белый материал. По ткани «бежали» французские флаги и галльские петухи. Штук десять оберток притащил в раздевалку, разделся до трусов и с этими кровавыми тряпками отправился в душевую. Влажно, тепло, долбит о кафель вода. Добрался до крайней кабинки, бросил внутрь тряпье и лег спать. Уснул мгновенно и спал часа три.
Посоветовали следующее – набрать коровьих хвостов, запаковать в плотный бумажный сверток. Сверток пометить, привязать к веревке, сильно раскрутить над головой. Веревка отпускалась, и сверток, через зону отчуждения с колючей проволокой и сторожевыми собаками, через кирпичный забор улетал за территорию комбината.
«Так, - сказали грузчики, - твой сверток будет тебя дожидаться. Никто не возьмет. Все приходят на место за своими свертками, никто не козлит. Свои знают».
Я сделал так, как советовали грузчики. В первый раз перекинул, дождавшись, когда по нейтралке пройдет вооруженный охранник с собакой, два свертка, в общей сложности килограммов на пять.
«Через проходную не выноси, могут поймать. Тогда – статья. У нас с этим строго».
Не верилось, что свертки никто не тронет. Вечером вышел за проходную. В кармане тридцать четыре рубля пятьдесят копеек. Свернул за угол, шел вдоль ограды. В конце стоял ржавый киоск. За ним, на припорошенной ноябрьским снежком площадке, лежало множество свертков с хвостами бельевых веревок. Нашел свои, спрятал в холщевую сумку.
Из хвостов недели две Казаков с Бахаревым готовили вкусный бульон с макаронами. Ели с луком и черным хлебом. Наливали и соседям.
Хвосты были украдены. Мальчиком, изучающим марксизм. И этому юноше было не стыдно. Кровь простолюдина?
Ходил на железнодорожную станцию, вернее, станции – вокзалов-то в Питере несколько. Разгружали муку, сахар, макароны. Мне полюбился Ленинградский хладокомбинат. Там – мясо. Там – «кидальные» хвосты. В кармане живые деньги. Они не будут пропиты. Когда в кармане было тридцать-сорок рублей, в ушах стоял рев реактивного самолета в Пулково, потом Чебоксары и – нежная, шелковая кожа Ирины Семеновой.