Вторая ватиканская картина Перуджино - «Святая Юстина» (покровительница бенедиктинской общины монастыря Сан-Пьетро). У учителя Рафаэля лицо человека добродушного, много пьющего. Кругл, с маленькими глазками. Будто слышно, как заразительно хохочет здоровяк. Линии отличаются плавностью. Цвета яркие, четкие. Никакой настороженной мрачности, как у Беллини. Снятый с креста Христос легок, парит над коленями девы Марии.
Наставник Леонардо Андреа Верокьо изобразил крещение Сына Божьего, а да Винчи, на подхвате, сварганил в уголке ангелов. Есть легенда: Верокьо, увидев ангелочков, отказался рисовать вовсе. Пацаненок овладел искусством рисования лучше мэтра. В Москве оказался страшный, с огромными лапами-ручищами, Верокьо-монстр. Не человек, а ходячая трагедия. Думают, что началось с Петра I. Но началось-то с его папочки Алексея Михайловича. Тот куролесил первым. Верокьо много чего передал подмастерьям. Работал до глубокой старости, отнюдь не считал Леонардо выдающимся.
Потрясает Караваджо. Беллини, но «в другую сторону». Насчет выдающихся качеств человека Микеланджело Меризи да Караваджо не заблуждался. Драчун, забияка, на небеса никого не возносил. Революционность беглеца и уголовника воплотилась в совершенно неестественном для шестнадцатого века реализме. Сюжеты: ухажер и молодой человек беседует с застенчивой девчонкой. Юнона с лютней. Вакх. Юноша с корзиной фруктов. Ватикан подобрал для собрания картину резкую, беспощадную. «Положение во гроб». Вся группа с мертвым Христом стоит на каменной массивной плите. Видно: Иисус мертвый. Но художник не калечит тело мертвеца (Мантенья, Грюневальд), хотя маньеризм проявляется уже в его работах. Снимаю Караваджо со всех сторон. Западает в память глубокая ложбина на Христовой ляжке и под плитой - зеленая трава. В аннотациях, размещенных на стенах, реалистичная живопись Караваджо названа главным шедевром выставки. Для людей, не испорченных софистикой, так и есть. Смотрит простой человек. Все понимает. Не нужно пустословия о масляных изображениях, как о философских притчах.
М. отдалился от меня, испытывающего восторг по поводу суховатого Беллини. Без брата подбираюсь к Рафаэлю. Веронезе, Гвидо Рени, Пуссен – не хуже того Рафаэля. Можно возить из страны в страну. Идола француза-живописца (подвергнутого критике во второй половине XIX века) поместили в центре зала, посвященного барокко. Небольшие гризайли из алтарного образа для церкви Сан-Франческо эль Прато в Перудже. Вещички милые, но не особенные. Там же «дощечка» «Милосердие» из упомянутого храма. Зафиксировать на камеру не успел. Налетела охрана. Потребовала стереть записанное. Еле отбился.
На улице - мороз и темень. Простился с М. на станции метро «Тверская». От усталости свалился на полку в рубашке и штанах. Впал в забытье. Видел, как «она», во сне, привела меня в продолговатый зал. Там сидели студенты. Записывали за профессором Комаровой, давно умершей. Собирался писать – не получалось. Шариковая ручка выпадала из рук.