Не шумим. Тихо спрашиваем у смотрительницы, где раздевалка. По белому мрамору уходим в цокольный этаж, в полутьму. Выставка. По стенам неплохие графические работы, но имени автора разглядеть не успеваем. Рисунков много, а в раздевалке безлюдно. Помещение в виде обширного полукруга. В дальнем конце кто-то мелькает, как в «Солярисе» у Тарковского. Тень издает слабый звук: «Можете не раздеваться. Прохладно. Поднимайтесь скорее. Последняя экскурсия только что началась», - и растворяется. Как два колобка, выкатываемся из полуподвала в фойе. Широченная лестница. Ступени невысокие, из черного мрамора. Поверх - покрытие кровавого цвета. Крючковатые светильники роняют на ковровую дорожку белый свет и словно «цепляют» боковые стены. За счет этих зацепок-светильников они и держатся. Оказываемся в круглом пространстве. В центре - беломраморный памятник: сидит Ильич, устремлен телом, взглядом в направлении лестницы. За его спиной, до самого потолка, тянется красное полотнище.
Художники, работавшие над объектами, связанными с памятью об Ильиче, интерпретировали историю, начиная с доисторических артефактов. Памятники - сфинксы. Древнеегипетский мавзолей, срисованный Щусевым со ступенчатой пирамиды из-под Каира. Музеи - тяжеловесные храмы, вырубленные из скал. Не легкомысленное барокко и вертлявое рококо. Чем масштабнее событие, тем глубже, на уровне подсознания, его укрепляют в отдаленных пластах истории. Труд тяжелый, но надежный. Сталин этого не знал, но прочувствовал. Хрущев, издевавшийся над Сталиным, - стиль Нимейера, упрощенный до нуля. Никита Сергеевич подсознательно громоздил железобетонные коробки, укреплял исторические события, связанные с его именем, в будущих, еще не оформленных проектах. Что делать! Так поступали во всем мире, и мир, в итоге, с хлипкими смартфонами, камерами видеонаблюдения и игрушками-компьютерами сошел с ума. Электронная дребедень требует гигантских количеств энергии, растворенной в человеке и запасенной природой. Данелия в «Кин-дза-дза» изобразил мощный звездолет в виде ржавого ведра, внутри которого, в лохмотьях, гниют, жрут друг друга два субъекта будущего, в исполнении Яковлева и Леонова. Серьезные люди относились к гигантским событиям серьезно. Революция большевиков и, как зеркало, отражающее ее в прошлом, - величие Древнего Вавилона и Египта, курганов под Керчью и пирамид народа Майя. Только коллективные усилия огромных масс, созидающих ритуальные зиккураты, чего-то стоят. Сидящий, объятый думой, Ленин, мы - хлипкозадые, маленькие - у его ног. Захотелось преклонить колени. Мудрые люди чувствовали «египетское» начало большевистских деяний. Древние вымаливали благополучие, справедливость у богов. Большевики (европейцы лишь книжки сочиняли, ни хрена не делали) вознамерились дело сделать. Квинтэссенция человеческих чаяний в земных условиях. Западных интеллектуалов не потрясло. У них был ответ - Эйнштейн. Так тот копался во Вселенной. А кто займется социальным космосом? Да вот он - Ульянов!