Дали - красавчик. Никаких идеологий, «Я» во главе. На поверку хитрый финт умелого богомаза Христа («Тайная вечеря») - не тот, что у Симона Ушакова и Рафаэля. Шаг в сторону желания одинокого бродяжничества во Вселенной («Христос святого Иоанна Крестителя»). А великолепный пейзаж - один и тот же - набережная Порт-Льигата. У Золтана Фабри в «Пятой печати», казалось бы, полный уход в запредельное, но кабачок, в котором сидят герои, - обычный винный подвальчик. Знали о процессе циники вроде Дюренмата и Гессе. Но не рубили «канаты» окончательно. На самом деле невозможен полный отрыв.
Храм священномученика Папы Климента вырос на месте, не имеющем отношения к Клименту. В 1612 году кровавый бой с гетманом Ходкевичем (подвиг Авраамия Палицына). Глупая затея с Днем примирения четвертого ноября. Но уж если выбирать дату, то не связанную с отвоеванием Китай-города. Когда расколотили Ходкевича с литовцами - вот повод. Сначала деревянный храм на месте кровавой бойни с русскими казаками (с нашими и не нашими пока все нормально, с идеологической базой - тоже). Думский дьяк Дуров - каменный храм (1662 года) - второй «лист» с кочерыжки патриотического подъема. И - обрыв, третий «листик». Некто купец Матвеев отчего-то начал возводить храм на западный манер (царице желал угодить?). Встал посреди Замоскворечья храм-красавец. Только дорога к нему мимо доходного дома в стиле модерн. Основное строение собора словно «выстреливает» от себя колокольню, напоминающую медицинский шприц. Рококо не притягивает стены и камни к земле, как в Дрездене и Лейпциге. Глубинное противоречие (как и в Петропавловском соборе): игла с трудом, но прорывается из земной обыденности в небо.
Ограда. На приступочке сидит безумный: в черном. Волосы прямые, тоже черные, перехвачены цветной тесемкой. На жирном лице - рот, выкрашенный темно-голубой помадой. Луковки у храма Папы Климента - небесно-голубые, усеяны золотыми звездами. Только пятая, самая высокая луковка, золоченая. И на колокольне тоже: маленькая, золоченая.
Жирная тетка в сальном салопе вопит: «Я - амазонка. Все говорят - красавица». Неожиданно умолкает, склоняется к пригревшейся сбоку кошечке, что-то шепчет на ухо скотинке. Вскрик: «Видали? Не боюсь, беседую с дьяволом. Знаете ли - он здесь, обликом кошара, но ведь враг человеческий».
Рядом с «амазонкой» два инвалида. Ног нет. Есть медали. Откуда у профессиональных попрошаек медали! Подделка? Встаю, расставив ноги, запустив руки за лямки рюкзачка, напротив кликуши. Уперся взглядом. «Амазонка» заметила, завыла: «Вот. Понял. У…у…у…»
Пробираюсь к коричневым дверям с позолоченной рукояткой. В храме исчезают сомнения – здесь третья реинкарнация храма-луковицы. Кровь осталась на стенах, но они скрыты под тяжелой золотой краской. Колонны - золото и медь. В куполе четыре евангелиста. Икон мало. Как в итальянском соборе - величественные картины на библейские сюжеты. Хорошо, но слишком гладенько. Сильно стремление подражать. «Кочерыжка» русской культуры отсохла. Правильно - набили таблетками книг голову, чтобы просушить западноевропейские нюни.
