Пиранезе счел Рим выше Греции из-за наличия водопровода. Вода – продукт стратегический. Крепости. Осады. Есть вода - укрепление держится. Нет ее - поражение. Сильнее воды только предательство. Нехорошее слово рождает сухость во рту. Чувство уверенности - тайные источники воды. Как при выращивании риса, винограда, оливковых деревьев. Маленькая страна: либо сателлит, либо утыкана крепостями. Величие государства определялось наличием или отсутствием крепостных стен в столице. Греции, как единого целого, не существовало. «Набор» полисов. Одни укреплены лучше, другие хуже. В Спарте не было демократии, а были воины, вечная подготовка к войне.
Не золотом силен Рим, а водой. Великому государству не нужно заботиться о тайных колодцах, соединенных с крепостью. Прозрачный, прохладный источник жизни струился по бесконечным акведукам. Они важны, как и мощеные дороги. Влаги так много, что ею наполняются обширные водоемы в термах, водохранилища на возвышенностях. Десятки фонтанов. Эпидемии из-за дерьма на улицах, случались в Вечном городе редко. Бездельники, сутками напролет, услаждали тело водными процедурами.
Вода имела отношение к классическому праву. Она же повлияла на падение государства. Хлеб. Бесконечные запасы жидкости. Рабы. Безделье. Плотские утехи. Кровавые развлечения. 10 лет. 100 лет. Пятьсот. Попробуй не загнить. Чем фундаментальней благо, тем оно опаснее. Парадокс. Пиранези темнотой офортов накидывал траурную пелену над местом успокоения римской столицы. Город, из которого ушла вода, как причина исчезновения человеческого. Великие дворцы, словно ракушки на дне моря, оставившие сушу миллионы лет назад.
Архитектура велика, живет дольше селений, породивших ее. Природа предоставляла человеку пещеры. Творчество «выплескивалось» на стены. Залог двойственности. Первые жилища - глиняные кирпичи, ямы, покрытые бревнами, хижины под пальмовыми листьями. Центр - у дикарей до сих пор - площадка посреди шалашей. Но там, где развивается абстрактное мышление и «переживание» формы, центр - административное сооружение. Внутренность духа, вывернутого наизнанку. Умершего не бросишь в поле, грех. Ритуал похорон. Отметка места. Чем состоятельнее, тем богаче могила. Громоздкие пирамиды - и могилы, и архитектурные памятники. И - высшее - культовые сооружения. Язычество - конкретная польза (административные сооружения). Меньше - культ. Места жертвоприношений. Но высшее проявление «музыки», застывшей в форме - духовные здания. Два пути: храмы Молоха, храмы Юпитера и жены его, Юноны. Они одолевают материальное в конструкции божьих домов. Язычество гибнет. Здания язычников, несмотря на красоту, разобрали по кирпичику простолюдины, несмотря на то, что столетиями устраивали в честь богов Сатурналии. Корысть (за редким исключением) побеждает веру.
Второй путь - христианские соборы. Некоторые «старички», выставив ребра-аркбутаны (как у трупа) еще живы. В них люди видят центр. Городские Советы, ратуши - со своими пристанищами - находятся в тени божьих домов. Но Пиранези не интересны действующие храмы. Он скрупулезно исследует церкви, покинутые языческими идолами, древними императорами. Он их архивирует. Человек старается, обвешивает «завитушками», бессмысленными, с функциональной точки зрения, свои поделки. А нужна ли кому-то картина Рафаэля в умирающем городе? «Нужна», - отвечал Шостакович, и появлялась Седьмая симфония. Архитектурное произведение на груде камней. Камни, собранные в прекрасное произведение стремящимся ввысь Духом. Кончилась эра храмов - закончилось Средневековье. Произошло то же самое, что тысячелетие назад случилось с языческими постройками. А ведь какие чудесные материалы использовались при возведении! Каррарский мрамор. Хакасский гранит. Крымский диабаз. Будучи ограниченным в постижении духа, но непрерывно чувствуя его биение, старались «зафиксировать» его в горном хрустале. Бессмысленность красоты, с точки зрения рационального, обыденного, есть высшая форма жертвы. Не будем говорить о жертве, как об архитектуре. Насмотрелись на ее «хрущевское» воплощение. Скажем о желании поклониться великому. Когда объект поклонения в архитектурной форме перестает существовать - вот жертва прекрасного. Ее и запечатлел великий «кладбищенский» сторож Пиранези.