Помчался домой – переодеваться. Мама охала – где я исцарапался. Не ответил. Надел венгерский костюм, который мне подарили бабуля с дедулей в честь окончания школы, белую рубашку и помчался домой к Седику.
Там уже были Иванов и Ларин. Стояла бутылка «Столичной». Хлеб. Редиска. Две открытые банки кильки. «Ждем тебя», - торжественно сказал Иванов. Налили. Выпили. Закусили. Ничего не почувствовали.
Снова налили. Вновь закусили. Из-за возбуждения опять ничего не почувствовали. Но пора было в школу. Иванчик показывал изрезанные осокой пальцы. Как играть на гитаре? Сказал ему: «А как играть на органе с исцарапанной рожей?» «Ничего, отыграем», - ответил Юра.
Актовый зал был полон. Родители. Выпускники. Почувствовали – зеленый зал понравился. Люди несли букеты цветов – гвоздики , калы, розы, искали банки, чтобы поставить букеты. Становилось душно, пахло всем свежим, зеленым. Грянул духовой оркестр, приглашенный администрацией школы. Сверкала медь, а тушь оркестранты исполняли изо всех сил.
Водка меня не брала. Внутри было напряженно, торжественно и тихо. Школа кончилась. Кончилась золотом оркестра. Первый удачный прыжок и мечта.
Отец и мать сидят в третьем ряду. Всё наполнено нарядными людьми, белыми фартуками, рубашками, пышными прическами. Пришел в душу праздник. Таким в земной жизни он должен быть. Так выглядит слово «хорошо». Или даже «классно». Более того – «шикарно».
Пошли речи, награждения. За аттестатом и медалью шел по ковровой дорожке на ватных, мягких ногах. В ответном слове был краток: «Спасибо родной школе».
Потом Иванчик заставил ходить зал по кругу. А я, в последний раз, плясал с бубном на краю сцены. Все ходило, прыгало, орало: «Иванчик, давай, жги! Моляк, пляши. Парни, давайте. Сегодня – праздник. До свиданья, школа».
Хорошо играть рок после водки! Улетаешь конкретно. Вместе с тобой улетают все. В ту ночь мы завели публику до такой степени, что среди танцующих, то там, то тут, поднимали вверх на руках и под громкие вопли подбрасывали кого-нибудь из ребят.
Когда объявили, что нужно спускаться вниз, праздничный ужин ждет, Иванчика стащили со сцены и понесли вниз на руках. Так и волокли вплоть до праздничных столов.
В столовой пили шампанское, ели яблоки, сладкие пироги и мандарины с конфетами. Водочка дала себя знать. Когда вывалились на рассвете на улицу и пошли на Волгу, разгорался кроваво-красный восход. Было свежо, тихо. Река была спокойна, вода казалась черным зеркалом.
Краски восхода ударили в грудь сентиментальным чувством. Всё. Школа кончилась. Дальше придется жить одному. Что это будет за жизнь – неизвестно. Чего орут и радуются Седик, Иванчик, Ларин и все остальные? Почему блаженной улыбкой светится наша классная – Людмила Ефимовна?
Утром явился домой. Отец уже ждал. Чемодан собран. С отцом вылетели из Чебоксар в Москву. «АН-24» ревел моторами. Но я спал.
Во «Внуково» еле продрал глаза. Голова болела. На служебной «Волге» подъехали к какому-то дому возле Белорусского вокзала. «Служебная гостиница, - сказал отец. – Будешь во время экзаменов здесь жить. Я завтра уезжаю. Дела». Я вяло кивал. Потом упал на кровать и уснул как мертвый. За окном гудела летняя Москва. Проснулся только на следующее утро, попрощался с отцом и отправился в приемную комиссию Московского государственного института международных отношений.
