В Москве иди, хоть голый, толпе - наплевать. И сдохнешь - тоже все равно. Делают вид, что дурость, выплеснутая на окружающих с вызовом, неинтересна. А мне (да после Дарвиновского музея) интересно разглядывать земноводных. Пусть знают, что земноводные.
В длинном переходе с Комсомольской на Комсомольскую - еще «чудо». Сухонькая женщина, седина подстрижена «под горшок». Теплая одежда отсутствует вовсе, и тоже вся в черном. Как держатся джинсики - неведомо: бедер-то нет. Женщина-палочка сгорбилась, ручки-ножки собрала в кучку, уши закрыты наушниками. Танец-кривляние сотрясает худое тельце. Глаза закрыты, пассажиры шарахаются от болтающейся танцовщицы. Также татуировка. На одном предплечии - синий кинжал, на другой - надпись: «С нами Бог». На майке фотография молодого Джона Фогерти. Изменился порядок в дурдомах. Держат лишь буйных, которые убить могут. Тех, кто лишь покалечит, не берут в стационар. Они и трясутся, теряя слюну, исполняют дикие танцы, заставляя большинство задумываться: «Может, это мы ненормальные? Объявляют нормальными типов с отшибленными мозгами, даунов величают гениями. Талдычат, что они такие же, только мир воспринимают по-другому».
Еду на Партизанскую. Старомодные и старые, опрятные старик со старухой, - напротив. Дед читает газету «Завтра». Неожиданно скомкав ее, запихивает в карман темно-коричневого пальто. Явно нервничает, волосы на макушке топорщатся. Старушка успокаивает, дед шипит зло, громко: «Коммерсанты! Мелкий бюргер, лицемер и верующий черт знает во что - вот база для фашизма. Проханов этот. Выгоден, если денег находит на завиральную газетку. Старый, толстый. В Бога верить начал. Чего хотят? Хотелки кончились. Где конкретные люди, а не свистуны-пароспускатели? Надо пар не спускать, а наоборот, нагнетать, нагнетать. Чтобы взрыв! Пусть раньше. Люди-«проекты». Кургиняны, стариковы, депутаты Думы федоровы (тот еще «патриот»!). Унитазно-сливная роль важна...». Внимательно слушаю. Остальным нет дела.
«Партизанская» станция пуста до гулкости. Вдали - покрытый пылью обелиск в честь партизан. Эскалатора нет - лестница. Старец на костылях. Сотрудницы метро в форменной одежде помогают инвалиду переползать со ступеньки на ступеньку. Старик при этом ворчит, переходит на ругань. Виноваты помогающие: «Сволочи! Осторожнее! Не мешок же с картошкой! Я работал, воевал, заслужил, а они, как мешок таскают». Женщины недоуменно переглядываются, но продолжают втаскивать толстое тело инвалида на новую ступеньку. Хотел помочь, но метрополитенки, с раздражением: «Мужчина! Не нужно, управимся». Ухожу вперед. В спину калека бросает: «Иди, иди, такая же сволочь… У-у-у…». Удивился. Помогли выбраться деду из метро. До остановки автобуса метров сто. Раздетые сотрудницы, что волокли старика, протащили его вплоть до остановки, сбросили на лавку, быстро ринулись в помещение, в тепло. С остановки доносилось: «Сволочуги! Проститутки! Жить - всего ничего, а они…»