По подземным переходам - к Институту стали и сплавов. Конец июня - много студентов. «Хвостисты». Отличники, хорошисты сессию сдали и - домой. Клубятся бездельники, не посещавшие занятий. В «стальном» институте растрепанная молодежь. «Стали» не осталось - одни некачественные «сплавы». Девицы в разодранных джинсах, мальчики в несерьезных маечках с крупными рисунками марихуаны листовой, созревшей. Стоят, курят. Остановился: о чем говорят? Глуповатый смех, многозначительные междометия, звуки, берущие начало от древних гоминидов. Один пытается вскочить на роликовую доску. Она ускользает из-под ног, больно бьет краем по коленке неудачника. Окружающие ржут. Он: «О-о-о! Бл…ь!»
Где гранинские молодые люди - достойные выпускники вузов из романа «Иду на грозу»? Куда испарились аксеновские «Коллеги»? Отребье! От молодежного кривляния ударила жара, по спине потек пот. Но идти под горку - все легче! Чугунные прутья громоздкой ограды. Ближайшие ворота. Парк Горького напоминает лысину старца: голо. Широкие асфальтовые дорожки. Тоненькие деревца, недавно посаженные, кое-где укрепленные палками с бечевкой. Стволики обвязаны белой фланелькой. Множество народу бредет вдоль левого, самого дальнего от Москвы-реки, пруда. Водоем искусственный, продолговатый. Прямоугольник воды в загородках, которые применяются при проведении митингов. На каждой секции овальная светло-коричневая табличка «Парк Горького». Если бы ограду не выставили, публика лезла бы к воде, а некоторые пытались бы купаться. Жар - не тетка.
Плавают лодки, водные велосипеды. Вдоль дорожек странные скульптуры серебристого цвета: молодая женщина взяла подмышки двух младенцев, с энтузиазмом куда-то волочет детенышей. Следующий - атлет. Скульптура напоминает «Бронзовый век» Огюста Родена. Мужчина вперил счастливый взгляд вдаль, никого подмышками не волочет, на нем лишь плавки, и ему, металлическому истукану, хорошо.
Молодые саженцы не дают тени. Сажусь на лавку под деревце, меняю флэшку в видеокамере. Мимо проезжают люди на арендованных велосипедах, самокатах, электротележках на двух колесах и с палкой-рукояткой. Пруд с дальнего края свободен от заграждений. Насыпан песок, можно спуститься к воде. Снимаю ботинки, носки, закатываю до колен штаны. Вокруг резвится малышня, хохочет, визжит, возится в воде. Внимательные мамаши. Окрики. Время от времени молодухи забегают в пруд, выдергивают своих чад на берег. Пристраиваюсь сбоку, вхожу в рыжую, как квас, воду. Облегчение не наступает. Жидкость почти горяча. Нет и запаха речной воды. Долго стою в воде, осматриваю асфальтовую площадь перед водоемом. Там - белая балюстрада и какие-то пузатые, объемные вазы с рисунками в древнегреческом стиле. Замечаю островки зелени, жестоко зажатые тяжелыми пластами выгоревшего до белизны асфальта. Притулились кривоватые растения - то ли кустарник, то ли новые посадки. На желтеющей траве газонов валяются люди. Имеются красные, синие, зеленые полунадутые воздухом мешки, на которых можно сидеть, развалившись. Еще есть свободные места. Босиком выбираюсь на площадку, оставляя отпечатки мокрых ног. Высыхают быстро. Сочные отпечатки уже через десяток метров исчезают. Ногам невыносимо горячо. Терплю. Дохожу до центрального фонтана, где в праздник десантуры резвится взрослая пьянь в тельняшках с голубыми полосками. Заграждений нет. Подходы к мраморной стенке фонтана устланы тщательно обструганными деревянными брусками. На них загорает публика. Непривычно в центре Москвы видеть людей в трусах и купальниках. Мочу ноги в главном фонтане, ополаскиваю лицо и руки.
Фонтанчиков с питьевой водой нет, но в изобилии тележки на колесах, с которых торгуют «Кока-колой» и мороженым. Взбираюсь под слабую тень кустарника. Плюхаюсь на свободный мешок. Блаженно вытягиваю ноги, счищаю с них прилипший песок. Открываю рюкзак. Полуторка кваса, огромный бутерброд с ветчиной. Жадно пью теплую жидкость, балдея от того, что экономлю деньги. Масло растаяло, пропитало булку. Очень хочется есть. С наслаждением впиваюсь в промасленный ломоть хлеба.