Хорошо «отключать» сознание, эмоции, хотя бы на некоторое время. Неожиданный прилив энергии: одна из форточек приоткрыта, поезд, раскачиваясь, мчится, проталкивает внутрь толстую подушку прохлады. Подставь грудь, голову под поток, и - полегчает. Серая пелена спала с глаз, пот высыхает, дышится легче. «Машинка» мышления чихнула, споткнулась и - резво побежала.
«Золотая» кривляка уселась рядом с дамой в длинном темном платье и ботинках пятидесятого года выпуска. Лицо бледное, восковое, нос длинный. Понять, что субъект в черной хламиде - женщина, смог по глухому белому платку, плотно закутавшему голову. Она уткнула нос в толстую книжицу в черной обложке, шевелит губами, внимательно перечитывая каждое слово. От читательницы - странный запах. Не то, чтобы неприятный. В старых библиотеках - подвалы, забитые книжным старьем. Сильно пахнет сушеными грибами, пучками трав, прелым сеном. От богомолки несло подобным подземельем. Сочетание стального лязга колес и поветрия старой катакомбы неуместно. Чувство несочетаемости двух раздражителей чуть не сшибает с ног.
«Золотая» женщина подозрительно косилась на соседку - начались перебои со связью, поток речи прервался, телефон спрятан в сумочку. С другого бока от богомольной худышки сидели два молодых казаха. Дети степей склонны вольно дышать. Русское тысячелетие «затхлости» придавило привычку к ветру степей до невыносимости. Казахи вскочили, оглядываясь на источник запаха-раздражителя. Южные ребята, как правило, широкоскулы (словно неандертальцы), чуть кривоноги. Джинсы на них тесненькие, не скрывающие легкий изъян. Ботиночки узкие, остроносые, начищенные до блеска. Покачиваясь, они отошли в дальний конец вагона.
Женщины степей (много их в Москве и в Питере) до последнего времени были скромны. Киргизки, казашки некрасивы. Знали об этом, себя не выпячивали. Так раньше, четверть века назад, вели себя китаянки. Ситуация меняется. Девушка, к которой переместились молодые люди, обильно красится. Короткая кожаная юбка. Чудовищной конфигурации ноги завершаются туфлями на высоченных каблуках. Толстые черные, словно конская грива, волосы распущены, ниспадают ниже пояса. Розовая маечка в блестках, с игривой надписью «Help me». От одной несет ветхостью, другая безобразна донельзя. Казашата беседуют с «красоткой» на гортанном наречии. Громко, чтобы перекричать дребезг колес. Выдержать этот «винегрет» помогает ветер из окошка. Наблюдал бы это в духоте, свалился бы с ног.
Станция метро «Октябрьская». Калужская площадь, как огромная сковородка, на которой жарят блины, наклонена в сторону Москва-реки. Легкий ветерок облегчения не приносит. Солнце гуляет широко, безумно. Ему нет дела до людей, изнывающих под его брызжущими лучами. Сковородке-площади не дает сползти в реку белое здание. Монстр МВД - сооружение ребристое. Бетонный гребень, впившийся зубьями в край площадного пространства. Главное полицейское строение окружено массивной оградой. В углу - маленькое пространство. Окружено деревьями. Бегу в живительную тень. Памятный камень красного гранита с надписью: апрель 99-го года, Алексей II, Ельцин, Лужков обязуются поставить часовню в память стоявшей на этом месте церкви иконы Казанской Божьей матери. Часовня давно построена, стоит, но камень убирать не стали.
Пробираюсь сквозь массивные двери внутрь. Никого. Слева распахнутая дверь, лестница убегает наверх. В церковной лавочке отсутствует продавец. Роскошь новодела. Иконы свежи, массивны. Забраны в деревянные ящики с гранеными стеклами. Футляры закрыты на ключик. Ключи тут же. Ковры на каменном полу - чистые, старинные, цветные. Не синтетика. Свежим золотом горит иконостас. Почему-то обеспокоился – доехала ли до станции назначения дамочка в золоте.