В Эрмитаже собираюсь посвятить целый день ознакомлению с сокровищами Северного Причерноморья. Интересны культуры половцев, хазар, гуннов, славян. Никак не соберусь, хотя упорство, с которым царь Митридат противостоял римлянам, интересно. Весь Крым интересен. Но я эгоистичен - ухожу в залы итальянской живописи, а на Крым с половцами времени не хватает.
В Москве та же картина: полуграмотный дядя не желает возиться с букашками-таракашками. Ему подавай египетских мумий и могил детей-неандертальцев. Он рассматривает мозг, заспиртованный в банке. Хочется ознакомиться со схемой соединения глазных нервных окончаний со слизистой субстанцией мозгов. Недурно познакомиться с ушными рецепторами.
Чем книгочей отличается от профана? Профан стремится насладиться трупом, вскрытым, как консервная банка (кости, сухожилия, вены, мышцы, потроха). «Ух, ты!» - мычит дикий наблюдатель, увидев, каков он без кожи. Книгочею освежеванные мертвецы интересны, но он ожидает, чтобы, как консервную банку, вскрыли останки далеких прародителей, а не его самого. Желает узнать их способ существования на планете.
Я не был бодр, выбравшись на улицу. В приподнятом состоянии пребывали мозги, испытанные свежим знанием и крепким, как хорошее вино, рационализмом. Остальное (мышцы) пребывало в измученном состоянии. Галдели дети. Провожатые отрядов поднимали над головой флажки, громко кричали: «Флажок с ромашкой. Голубенький. Видите? Все ромашки - сюда!» Были солнышки, Олимпийские мишки, Чебурашки. Малышня, радостная, вырвавшаяся из музейного плена, подобно металлическим опилкам, собиралась вокруг вожатых-магнитов.
Послеполуденное солнце калило площадь перед входом. Пот струился по лбу, по вискам, попадал в глаза. Платочка не было. Достал салфетку и, глядя на зубастого динозавра, промокал лицо от пота. Сталинский дом, напротив которого вышагивал зубастый монстр, принимал фасадом жесточайшие удары раскаленных лучей. Окна яростно блестели. Строение ощерилось блестящими стеклами. «Сталинка» стала похожа на динозавра: попадись живность - сожрет. Макет тираннозавра, словно радостно улыбался, еще шире открыв зубастую пасть. У него появился грозный союзник. Ступня с глазом, у входа, «поплыла». «Глазные веки» распухли, очертания стерлись. В белом сиянии еще более светлое пятно. В кусты, на лавочку. Нет, надо идти. Время подталкивает.
Тащусь по улице Дмитрия Ульянова к станции метро. Приблизительно можно сказать о самом себе: в семь часов утра - бодр, батарейки «Lumix», по «ноздри налиты»
энергией. В два часа дня - разбит и, несмотря на постоянно работающие кондиционеры в выставочном комплексе, буквально мучаюсь от недоброго жара. Яичница солнца, шкворчащая на бетонной плитке тротуара, изжарилась, подгорает. Выручают мозги. Чисто. Никакой идеалистической мути. Люди - не самые лучшие «произведения» эволюции, посредственны, ненормальны. Все - в противоречивом процессе. Будущее развитие ничего хорошего не обещает. Успехи - относительны. Ответы на конкретные вопросы - расплывчаты. Что в активе? Математика и философия. Когда возникла философия? Вопрос мутный, капризный. Тело в данный момент устало. Что такое философия, точно не расскажет никто (как, впрочем, и о математике). Много мнений. Еще больше коллекционеров определений. Ослабшие от поисков устало провозглашают: «Истина относительна». А если абсолютного достичь невозможно, то откуда известно о ее существовании? Отторгаю «современное» искусство. Но почему? В чем его порочность? Оттого и хожу на выставки: пытаюсь ответить, чем же я недоволен.