Юноша от утюгов и розеток переходит к стихиям социальным. Здесь автоматизм в действиях достигается редко. Любая мысленная конструкция есть тоска по автоматизму общественного бытия. Прямохождение опасно, как физический навык в принципе. Поперся малышок на слабых ножках. Мамы рядом не было (папа и вовсе отсутствовал с рождения сынка). Кувырк младенец. И хорошо, если отделался переломом позвоночника. Хуже - тяпнулся головкой о деревянную ножку кроватки. Good buy!
Шел посторонний. Навстречу толпа. Революция. Двести тысяч. Затоптала невинного глупышку. Не заметила. Про войны и рядовых Андреях Соколовых и говорить нечего. Смесь забытья и наглых попыток воспринимаемой действительности разрушить отдых мозга есть игнорирование убийственных вещей и процессов, к которым выработался автоматизм. Спящий летает, а не разбивается. Однажды, начитавшись «Житий Святых», причудилось, как вхожу в печь огненную, а не сгорел, не чувствовал губительного жара. Видал смерть близких. Они, при пробуждении, оказывались живыми. Ощущал присутствие того, о чем не мог сказать. Страх силен, а отчего он клубился - не ясно. Радость же сжигала до косточек. Одно - боли не было. Наслаждение присутствовало, страх, ужас - боль не существовала. Чем старше человек, тем реже снятся ему безусловные явления, несущие смерть. Могу часами наблюдать дурь из сна. Сюжеты избиты. Повороты историй вялы. Страх или радость проявляются по поводу ерунды. Когда уснул после рассматривания черной Этны, выдающимися были тени. Видно, тяжелое светило своим суточным диктатом над рекой и городом доконало меня. Происходящее во сне - надоевший быт. Опять ощущение моря, юга, а перед внутренним взором - деревянные домики, сосны, песок, закиданный пустыми бутылками и хрустящими обертками из-под чипсов. Солнца не было, но ощущалось, что было. Некуда приклонить голову. Изнутри орало: «Приехал на море отдохнуть», - но не слетело и звука с губ. Кто-то услышал. Беленые стены. Побелка пачкает мелом. Светлая комната. Окно без занавесок. Свет трахает ломом (против него нет приема) через мутное стекло. На подоконнике пыль, дохлые мухи. Смятый окурок «беломорины». Пахнет табачным пеплом. Трудно дышать. Кровать. На металлической сетке - матрас. Ощущение - моя комната. Поэтому скидываю одежду, кидаю на спинку кровати. Валюсь, усталый, на скрипучее ложе. Фокус становится популярным: сон во сне. Смотрю на самого себя, спящего. Беспокойство уходит. Приходит радость. Сон во сне тоже имеет видения. Кто-то постукивает, не в голове, а в груди: Музей Ленфильма. Тревога. Здесь - море, отдых, но не Ленинград.
От чувства противоречия сон во сне прерывается. Сажусь. Спертость воздуха усилилась. Пот льет градом. Но ощущение того, что здесь - дом, меня не выгонят хозяева (никого нет), усиливается. Вновь противоречие в области сердца (не случился бы инфаркт, так и умирают, не во снах, а в мельтешении сюжетов в подремывании). Духота - нежелание покидать свое. Уйдешь - вернется ощущение бездомности. Духота невыносима. Кто-то толкает навстречу бездомности, поворачивает горелку жары на максимум. Невыносимо невидимое пламя. Выскакиваю в трусах, забыв одежду, на улицу. Все - то же: сосны, мусор. Облачно, но жарко. Зато не сперт воздух. Можно дышать. Отдых испорчен. Отчего отдыхал - неведомо. Смысла находиться на юге - никакого. Жить негде. Чувство бездомности - вот оно, копошится, словно червь. Надо на «Ленфильм», в музей. Ищу аэропорт. Билета нет. Не продадут неодетому человеку. Кажется, что весь мир голый, не прикрытый тряпичками приличия. Попадаю в широкий сводчатый коридор. Лицом к стене, сидят мужики, кто в трусах, кто в кальсонах. Голос: «Аэропорт. Очередь. Седьмой день ураган». Один отворачивается от стенки, смотрит на меня, щерится. Узнаю. Восклицаю. Узнанный моментально поворачивает лицо к стене. И он не хочет видеть меня. Несусь под сосны. Вот и беленый барак. Моя комната. Распахиваю дверь. Там тахта, покрытая ковром. Толстый араб. Три женщины в хиджабах. У ног азиата копошатся дети. Мужик чешет волосатое брюхо. Лениво цедит сквозь зубы: «Беженцы мы. Уйди». Хочу потребовать штаны и рубашку. Просыпаюсь. Мать: «Ты что это бурчал во сне? Вслушивалась, но не разобрала, о чем ты».