Несчастный ученик выполнил указание будущего небесного судьи. Был чист в помыслах, не выдержал, повесился. Средневековье, исчерпав ресурс, бессильно вползло в Возрождение. Ренессанс - эпоха двусмысленностей: сюжет - христианский, содержание - какое угодно, в том числе, и тонко порочное. Леонардо - «Дама с горностаем». Гуманисты чувствовали скользкость дорожки, по которой пошли. Опору искали в античности, в ужасе «опрокинулись» в нее. Поздно. Долгая «революция» угасла. Последний всплеск: национально-освободительное движение и Гарибальди. Одновременно - человеческий быт голландцев, откровенная безыдейность. Рембрандт, как иной конец коромысла, для Ренессанса. Немцы с их Апокалипсисом и чокнутыми пророками.
Вопрос не праздный: экстремистский мыслитель Маркс - чего в Англии-то обожаем? Великобритания - страна «нелегкая», как и Россия. Остров пиратов, Мекка жулья и менял. Безразмерность океанов влекла путешествующих налегке головорезов. У России не океан, а безграничность земных пространств. И снова - «лихие люди». Скромно именовались казаками, торговыми людьми. На самом деле – конкистадоры Заполярья. Ермак Тимофеевич - душегуб. Охальность нужна налегке. У нас: закон - тайга. У них: право - океан. Говорю же: «Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло». Что крепко - ритуалы. Они до сих пор живы средь дикарей. Право, в классическом (ложном) смысле, - манипуляция словом. Слово - стихия бездонная. Строить на нем правовую систему - обман для вислоухих. Противоречие двух цивилизаций («налегке») - двигатель истории. Англичане науськивали на нас немцев и французов. Мы грозили им Китаем. Хогарт дал правило английского насмешничества над святостью - загрести жар чужими руками. Газетная сатира.
Отбросы империи перебрались на американский континент. Страна, созданная каторжниками и ворами. Дикий Запад. Изничтожение коренных народов. Штаты - непрочная конструкция. Карикатура Великобритании. «Высосали» из страны происхождения все убогое, дикое. Россия восприняла не самое лучшее у татаро-монгольских завоевателей. До сих пор бултыхаемся с этим наследством. Азиатчина «проросла» в нас. Германия с недавних пор играет роль ненадежного баланса.
Покинули с М. Третьяковку последними. Уезжали оба в начале первого часа ночи. Выходим под тусклыми фонарями к памятнику Репину. Переходя через Москву-реку, снимаю краткое выступление художника на видео. М. заявляет о насыщенном дне: узрел противостояние Гейнсборо и Рейнолдса. «Соприкоснулся» с охальником Хогартом. В Александровском саду забрались на белокаменный грот. Недавно реставрировали, а ступеньки - не мраморные, из бетона. Они уже осыпаются. Неопрятно. С грота наблюдаем за Манежем, облитым, словно постным маслом, желтым, плотным светом. Тепло. Сыро. Вдали мерцает Вечный огонь.
М. говорит: «Томас Карлейль создал национальную портретную галерею. У него теория - историю делают великие люди. Собирал великих, изображал великих. Почему в Англии, как в России, живописное искусство развивалось стремительно? То, что итальянцы накапливали столетиями, то, что мучительно придумывали французы – «сглотнули» мгновенно и в музыке, и в литературе. Художник мог развивать сразу несколько стилей. Что считали удачным, то и заимствовали. Сами ничего особенного не изобретали».
Я: «Ни в России, ни в Англии не пожелали копировать Дюрера, Брейгеля, Босха. Ужасов не хотели. Глубоко мыслили. Неродное использовали по-своему. Чужое «сглатывали» наскоро, выдавали «на гора» нечто потрясающее.
Америкашки, уродливые дети Великобритании, повторяли: все дурные замашки прародителей - грабили артефакты Египта, Греции, Междуречья. Скупали живопись. Разбирали целые здания, города в Европе, везли их в приемистые сундуки. Копирование - недолговечно».
Перед отходом поезда озаботился ужином. На Казанском вокзале, в харчевнях, - дорого. Бутылка кваса, литр - 70 рублей. Сочник не с творогом, а с айвовым джемом - пятьдесят. Бананы - 120 рублей килограмм. Лаваш - сорок рублей лепешка. Взял квас, два лаваша. В купе - пусто. Приятно. Никаких чемоданов. Я - тоже человек «налегке». Уснул. Снилось толстое бревно. Плывет по широкой реке. Сидим на этом дереве. Оно вертится. А нас на нем - человек пятнадцать. Вода теплая. Плюемся, ругаемся, но заползаем на ствол. Только рассядемся и - снова валимся в воду. Она цвета кваса, который пил на ночь.