С дребезгом, кряхтя, плюхается на земляную посадочную полосу ИЛ-2. Серый, с квадратными окошечками. Бегу от аэродеревеньки. Покоя нет, все колышется. Замечаю - сторож два раза палит в воздух, вытягивает на штангу красный флажок. Задыхаясь, бегу по лесной дороге. Ни плаща, ни очков, ни джаза. Давит лесная тишина. Поворот - маленькая избушка, тот же мужик. Улыбается, зовет. Убегаю. Дорога. Лес. Темнеет. Снова та же избушка, мужик, при нем старый вертолетик МИ-1 распустил увядшие лопасти.
Откуда мыслить, если время циклично. Как в Древней Греции. Дядька с ружьем - это уже Римская империя. Римляне (гений Цезарь) пытались выпрямить кольцо временных повторений. Полностью не удалось. Время делали неотделимым от вечной (как казалось) истории великого государства. Времени, в христианском ключе, меня лишили в дурацком сне. Лес и дорога - Греция. Сторож с ружьем - Рим. Но ведь откуда-то же прилетел ИЛ-2. Кто прилетел? Ощущаю себя в Америке, а ночую в тайге.
Стал орать. Лес расступился - саванна. Чуть прошел - уже полупустыня. Штат Невада, странные горы, обглоданные ветрами, как сыр мышами. Причудился фильм «Золото Маккены» с Омаром Шарифом и Грегори Пеком. Ветер. Желтая, крупная, как ржаная мука, пыль. Городишко пуст. Скрипят двери сарая (салун). Манят внутрь. В фуфайке, обливаясь потом, встаю в центре зала: «Начнем переговоры», - доносится с галереи, что ведет на второй этаж. Я: «Начнем. Хочу обратно». Голос: «Что такое «обратно»?» - «Сам не пойму, что это такое. Голос: «Туго соображаешь. А не пошел бы ты…».
Холодно. Солнце садится. Ветер, словно в трубе. Мутная речушка. С двух сторон грязно-желтые стены из глины и песка. Сквозь завывание слышится: «Гранд-каньон. Хотел в Америку – получай!» Ноги в кирзовых сапогах, словно свинцовые, передвигаются по сухой глине: «Не в эти Штаты хотел попасть. Такого глиняного дерьма и у нас полным-полно», - просыпаюсь. Лежу, не укрытый. Поэтому в каньоне так холодно было. Сажусь. Прислушиваюсь к автомобильному гулу. На съезде нужно быть к одиннадцати. Еще - завтрак. Долго стою под ледяными струями в ванной. Охлаждаю голову. Вот что бывает, когда задумываешься, из какого места мыслишь. Тавтология - мыслишь про то, о чем узнать нельзя, не помыслив.
В гостинице тихо. Ничьи шаги не слышны, голоса не раздаются. По телику лысый, наглоглазый (из тех, что в огне не горит, в воде не тонет, - дьяволов сын) рассуждает о справедливости. Говорит: левак, социалист. Но слишком старый. Сломают, оттого, что жил в среднем классе. Власть берут нищие, а богатые уже властны. Но богатые не любят светиться. Слушают политиков, журналюг. И они «пляшут», предугадывая потайные желания имущих. Люди, типа Сандерса, отчего-то уверовали в байки про ведущую роль среднего класса, права человека, его разумность. В общем-то, игра идет по-честному. Честность - убийца политиков.
В столовке наигрывает музыкант. В окна тычется серый денек. Попурри из мелодий Дэйва Грузина. Помню, что из каньона не выбраться, ноги свинцовые, нужны калории, налегаю на бекон, оладьи, йогурт (четыре упаковки). Фондю сегодня льет не белым, а темно-коричневым. Долек десять бананов насаживаю на палочки и, облив шоколадом, съедаю с чаем и лимоном.
