У входа в «Альфу» здание похоже на необъятную лопату для разгребания снега. Растаскивает, не снег, а загустевшую под вечер синеву неба. В «Веге», как и везде в Москве, - караван-сарай: ларьки с сувенирами, покрытыми фальшивой позолотой. Магазинчики Павловских платков, часов подозрительных фирм, эстампов (якобы из Италии, а поди, проверь откуда). Густой запах кофе, потертые кресла в закусочных, синие ковры с надписью «Вега». Много узкоглазых - то ли китайцы, то ли корейцы. Члены многочисленных добровольных обществ, второразрядных спортивных команд.
В «Альфе» стоит роскошный автомат для чистки ботинок. Охранники у лифтов такие же, как в «Веге», но пирожками не пахнет, лавки отсутствуют. Холл зеленовато-белый. Потолок над административными барьерчиками представляет из себя круги, вылепленные из гипса. Окружности на потолке повторяются в ковровом рисунке, что накрыл пол гостиничных сеней. Цвет - салатный. Зеленоватые шарфики и на девушках-администраторах. На стене блестят металлом часы, показывающие время во всех крупных городах мира. И - пустота.
Солидно, бликуя начищенными ботинками, подкатываюсь к администраторше. Сдаем документы. Комната для нас готова. Чудо! Не подумаешь, что несколько часов назад жрали на лавочке яблоки, купленные в уличном шалмане. Ощущение обеспеченного человека - приятно. Двадцать третий этаж. Хорошо видно игрушечный торговый центр «Измайлово» в лубочном древнерусском стиле.
Солнце скрылось (все-таки выгребла его с неба «Альфа»-лопата). Комната ничем не отличается от номеров в «Веге». Только телевизор плазменный. М. устало рухнул на постель: «Буду лежать. Никуда не пойду». Стягивает носки, вяло шевелит пальцами ног. По телику - «ВВС». Бормочет моложавый английский дядька. М.: «Не переключай. Переводить буду, тренироваться». Залезаю в душ. Насладившись упорными струями, выскакиваю на коврик. Надеваю белый халат. Сушу волосы феном. Гоню в душ брата. Тот долго фырчит, шумит, плескается. Посвежел, говорит: «Полегчало. Можно гулять». Съестное прячем в холодильничек, съедаем по малюсенькой шоколадке (лежали на прикроватной тумбочке). Переключаю телик на канал Тины Канделаки. Бегают потные футболисты, что-то рассказывает Ловчев. Выключаем треп бывалого игрока.
От Красной площади идем по длиннющему переходу на Тверскую. Стоит у стены подземелья женщина. Коричневое пальто у карманов засалено. Гражданочка рвет струны, исполняя на скрипке что-то из Шнитке. Произведение сложное, неблагозвучное. Исполнительница увлеклась, волосы из-под беретки выбились. Когда играют «Славянку» или «Рыбачку», денег не даю. Жаден. Самому не хватает. Скрипачке денег не дает никто. Так - несколько мелких монеток. Сердце захлебнулось острой жалостью. Чувствую: и М. тоже. Говорит: «Жалко». И кладет сто рублей. Руки у меня дрожат, выискиваю в кошельке пятьсот рублей. Кладу в распахнутый футляр уличной исполнительницы.