С.П. смеется: «Смешные мы с тобой, Игорь Юрьевич, получились внутри мячика с осколками. Шик-блеск: нас, маленьких, сотни, приглядишься, а лица одутловатые, как с перепоя. И это - в ста метрах от Кремля! Чудно!» Идем в арку Надвратной церкви. Подхватываю размышления С.П.: «Безнадежно. Почти. Мы - не едины. Победа - да и ту перехватили жулики. Один хмырь Ельцину говорил, что уничтожить государство можно, если расколоть «ядро» души человеческой. Начали «ядрышко» личности корежить, выжигать. Выжгли враги то (а и себе самим стали недруги), на что человек опирался, выигрывая войну. Гитлер бюргера на бойню потащил, пообещав жадной немчуре тучные земли. У них эта скверна протестантская давно «внутрь заколочена». Мы же не собираемся их землицу захватывать. Наша безопасность - подальше особей иной конструкции от границ отодвинуть. Берлин взяли, Европу освободили - и хватит, айда домой! Наша ядреная сила не в материальном интересе была.
Полчище разрушителей объявилось. Одни к душегубу Столыпину тянут. Другие французской Конституцией трясут. Третьи шмотками американскими завлекают. Либерал, рыкающий на Ленина, не так страшен, как националист, плачущий по Николаю Кровавому. Дураки и те, и другие, и третьи. Хихикают над ними завоеватели. Им в душе противника не требуется никакого «ядрышка». Им не желательна никакая (пусть и ошибочная) ориентация наших мозгов. Стирают до голого места. Человек, проигравший схватку, не должен быть убит. Просто материальная оболочка. Разбита даже переориентированная душа. Одни осколки да морды, распухшие от пьянства, остались. В мои «двери» день и ночь молотом лупят. Все тяжелее сдержать напор. В Москве - сразу к Мавзолею. Там - целое тело умершего, но бывшего примером цельности, вождя. Он, подобно Акеле, не промахнулся.
Легчает. Расползающийся дух приходит в боевое состояние. Та сволочь, что требует выноса тела Ильича из Мавзолея, желает уничтожить один из последних реакторов, где каждый разумный гражданин может «подзарядиться», отдохнуть душой, окрепнуть. Ходим же на кладбище посидеть на могилке любимого человека: подумать, вспомнить, набраться крепости духа. Не было бы тени отца, не было бы великой пьесы «Гамлет». У огромной страны святое место желают отнять. Подростки, молодежь и так представляют печальное зрелище». С.П. хмыкнул, проворчал: «Ну, ты, Юрьич, загнул - Ленин, душа, осколки. Не поймут. Не говори при других. Посчитают: совсем Моляков умом тронулся». - «Может ты, С.П., и прав, - отвечаю, - только мне чокнуться еще предстоит, а парень, рубивший топором одноклассников, уже «съехал с катушек». Или вот, прокурорша симферопольская…».
Поскальзываясь на брусчатке, подбираемся к входу в Мавзолей. Долго стоим. Справа, возле черного угла усыпальницы, дежурят полицейские. Я же вспоминаю Почетный караул, застывший возле дверей гробницы, которая иногда находилась в приоткрытом состоянии. С.П.: «Действительно, то ли от холода, но что-то «сдвигается» внутри. Хорошо бы зайти, глянуть на забальзамированного. Давно хотел попасть внутрь. Вот тут Сталин в ноябре сорок первого стоял, не исчез из Москвы, как Керенский из Петрограда. Тогда очередь была огромная, жара, до середины выстоял, плюнул, ушел. А ведь от выборов зависит. «Прошмандовка» Собчак победит (шучу!), и вынесут Ленина. Закопают рядом с матерью. Начнутся надругательства. Выкопают, украдут череп, вывезут, продадут. Снова останки закопают. Пустой Мавзолей - значит, все пусто: Красная площадь, Кремль, память, ноябрьский парад. Солдаты же не просто на камни, летом сорок пятого, немецкие знамена складывали. Ниточка порвется».
Я: «Осколки в шарике окончательно разлетятся».
В пятидесяти метрах от входа в усыпальницу гремит музыка - искусственный каток: гудят компрессоры, толстые кабели, забраны в футляр, проложенный по брусчатке. Билеты дорогущие. Торгуют блинами, чаем. Народу мало. Скользят человек пять молодых людей с постными лицами. Пара-тройка отцов заботливо поддерживают малышню. Одна из малышек, обутая в коньки для фигурного катания, громко плачет. Бородатый папа ласково уговаривает девчушку прекратить: «Будешь плакать, - гудит грудным голосом, - из мраморного домика, видишь, красненького, выйдет мертвый дядя без волос, уволочет тебя». Понимаю, с какой целью рядом с Мавзолеем - аттракцион. Я своего ребенка никогда бы не привел на позорный лед.
Решаем сходить на место, где убили Немцова. На Васильевском спуске работает уборочная техника. Снег насыпают в грузовики, брусчатку посыпают реагентами.