С.П. переживает: «С параолимпийцами устроят то же самое. Корейская Олимпиада - подготовка к футбольному чемпионату. У футболистов допинг найдут - все, привет! Половина сборных не приедет. Иди, смотри, как наших в Сирии достали».
На маленьком экране телефона размазанное серое. Среди мути движутся белые пятна. Угадывается колонна грузовиков. Кто-то громко, как в дешевом ужастике, «закаркал» на английском. Впечатление такое, что включили пластинку «Новость мира» группы «Queen». Там есть песня точно с таким же рыком. Серая муть колышется, ощущается движение мощного, невидимого. Бах! Грузовик вспыхивает. Еще и еще. Загорается белым свечением грузовик. Начинают дымиться и все остальные машины. Как горох из коробочек, высыпаются темные точки. Рык становится торжественным. Источник огня (вертолет?) опускается ниже. Долбежка чем-то мелким продолжается, и бегущие люди загораются, как маленькие факелы. Местность ровная, пустынная. Люди не прикрыты. Их жгут «голенькими». Через несколько мгновений все поле «залито» белым свечением. Судя по ночным съемкам, людей пожгли несколько десятков.
В голове моей мутится - в телевизоре вместо пыхтящих лыжников идет реклама «Простамола-Уно»: мочевой пузырь, желтая влага. Некто пьет таблетку, и жидкость начинает убывать из внутренней полости. В телефончике так же быстро уменьшается количество мечущихся точек-людей. Тяжелый бой сердца отзывается в голове. Не больно, но нестерпимо хочется заорать от ужаса. В Интернете возникает молодой парень. Слышу отдельные слова: ЧВК «Вагнер», двести человек, донецкие тюрьмы, нет работы, по сто тысяч, никому не нужны.
Выглядываю в окно: веселое солнце. Одеваемся. Тротуар на Тверской покрыт тягучей влагой. Под подошвами хрустят кристаллики соли. На рекламной тумбе объявление: «Все звезды российского фигурного катания». Прищурившись, заявляю: «С какой торжественностью трындели про законченную сирийскую войну. Войска выводили. Ясно - выборы, расписание. Но использовать войну в контексте чьих-то выборов нехорошо. Американцы влипли, сидят десятилетиями на Востоке. Почему мы будем сидеть в пустынях и горах меньше! Положение хуже, чем в первую Афганскую. СССР тогда мощен и богат был. Войска вывели, задачи не решены. Задача - не ИГИЛ. Проблема - Штаты. За десятилетие ее не решить. Да и некому».
Ныряем в арку. Десятый подъезд. Длинная очередь, вьющаяся среди служебных «БМВ» и «мерсов». Можно видеть, что мужики считают модным: короткие пальтишки (грудь распахнута, цветные шарфики, хитро завязанные), узкие брюки-дудочки, длинноносые полуботинки, кожаные портфельчики или рюкзачки. Давно минули времена светло-коричневых дубленок, дорогих шапок, ботинок на платформе, чемоданчиков-дипломатов. Разговоры молодых людей - пустые. Подскакивают девицы в сапожках и длинных пальто: милое щебетание глупостей у современных девчушек считается признаком привлекательности и ума. Вдоль очереди важно вышагивает старик (из ноздрей обильно торчат седые волосы). Похож на птицу-секретаря: движения четкие, взгляд - что-то выискивающий под ногами, нарядное кашемировое пальтецо, грудь тщательно укутана огненно-красным шерстяным шарфом. Если бы не пятнистая кепка-блин с помпончиком - вылитое болотное пернатое. Появляется Н.. Стремительно, выдернув из очереди, тащит нас мимо охраны, бросив небрежно: «На парламентские». В гардеробе попадается между пальцами расческа из внутреннего кармана пиджака. Нужно выкинуть. Несколько лет стригусь почти «под ноль», нечего расчесывать. В кабинете А. предлагает на выбор: чай, кофе. Глаза у меня слипаются, пью две чашки крепкого кофе, заедая его финиками и урюком. Перед тем как подняться в Зал заседаний Комитета, проходим мимо фотографий знаменитых советских биатлонистов. Раньше прицелы были маленькие, приклады деревянные, медали золотые.