Администратор - юноша в джинсах, с нечесаными волосами. Субъект сонный, расслабленный. Паспорта. Наш номер пятый. Убого. Запах: сначала было сыро, а потом сушили влагу, оставшееся протерли половой тряпкой. Кровать на самом деле одна. Небольшое окно выходит прямо на Тверскую. Иллюминация, оставшаяся с Нового года, полыхает, перебивая ранний солнечный свет: «Да, - тянет С.П., - не шутил. Кровать - одна. Завтрака со шведским столом нет, стоимость ночевки почти восемь тысяч!». - «В «Измайлово» - лучше. Здесь одно одеяло на двоих и узенькая лежанка. Был бы хоть диван, могли бы раздвинуть. Зато - телевизор широкий, и Кремль в пяти минутах». Раздеваюсь - и в душ (ванной нет, кабинка, дверные косяки разбухли внизу от влаги, высохли, от них и запах).
С.П. не расстается с телефоном. Звонит. Ему звонят. В телефоне засунут Интернет. Параллельно следит за ходом Олимпийских игр. Страна, в общем зачете, все еще на двадцатом месте. Золота - ни одного. Сноубордисты торжественные, будто озолотились. На самом деле лишь «забронзовели». Мой спутник цедит: «Ну шутник Д.З.. Односпальная. И - двадцатое место. Остались групповые гонки на длинные дистанции, фигуристы и хоккей. Как в стране - так и в спорте. Наше реальное место не в первой десятке, даже не во второй. Вон, какая минималка. Ниже, чем в Бангладеш. На такие деньги разве проживешь?». Я: «Обратная зависимость: больше миллиардов, меньше олимпийских медалей».
Хожу в кальсонах из угла в угол. Что за страна такая! Вместо Москвы - захудалое имение обедневшего боярина Кучки. Владимир, Тверь, Новгород - почему не столицы? Слабенькое Московское княжество, а вон, какой городище вымахал. Петр не дурак был. Бежал из деревянной, укутанной перинами, столицы. Европейскую столицу строил. Считал: Петербург - правильно. Москва же с червоточинкой. Однажды чуть не поглотила «червоточинка» молодого государя. В Москве бояре и посадский люд недолюбливали Петра. Там понимали нашу механику государства: у царя власть, у народа - мнение. Рамки византийские. Церкви на романский склад, родня романской базилике. Сооружение - крепость. Стены простые, гладкие, а внутри - роспись. Возьми хоть Владимир, хоть Новгород: оконца узкие, словно бойницы. Готика (Франция) - в основе крест. Пересекается трансепт и неф: корабль - трансепт - алтарь. Наше христианство от Византии. Греки: трансепт - вертикаль - иконостас. Сильнейшее различие. Итог: то, что веками сложилось, не переделать. В Новгороде много ереси развелось. Взгляды вольные. Рухнуло все. Московские князья хребет ганзейскому городу переломили (у Петра вторая попытка была, последствия до сих пор неясные). В Москве сначала власть, потом вера. Князь людишек бил-мордовал, а они деньги всем миром собирали, чтобы выкупить у татар своего мучителя, на коленях ползли до слободы Александровской, умоляли царя-батюшку вернуться. А вот Годунова «сгнобили». Шиворот-навыворот. Москва, словно зипун, надетый наизнанку - гладкая кожа внутри, шерсть баранья наружу. Линия истории разломана, перепутана. Петру же хотелось европейской четкости. Прямая линия готических соборов, большие окна. При Петре на картинах стали появляться ветхозаветные мотивы, а роль бога-отца сравнялась с почитанием бога-сына. В Москве центральная (Тверская) улица перегорожена была. Двигали с нее огромные здания. Желали превратить в Невский проспект, да не вышло.