Питер. Декабрь-январь 2015-2016 года. 48
Мама сильно кашляет. Ей тяжело потому, что грудь сотрясается от кашля постоянно. 1-го января мучение ненадолго отпустило. Предлагаю: поехали гулять. На пятом троллейбусе доберемся до Смольного собора. Вдруг вход на колокольню открыт. Мать отказывается. Все формальности выполнены - пустой город и я. Уже приготовлены бутерброды и две-три мандаринки. Хочется позвонить М.. Она передала через брата: жалко лес, а ты шлешь толстые конверты каждую неделю. Неинтересно - я и перестал. Но есть уверенность: напрошусь в гости - не откажет. Почему дергаюсь, словно шестнадцатилетний? В прошлый праздник звонил на сотовый. Чувствую - тяжело ей. Она: «Иду. Пробираюсь к домику, что в моем саду. Одна. Вокруг лес. Зачем пошла, дура! Похоже, заблудилась. Глубокий снег. Им забита обувь, а я задыхаюсь». Где у ней садовый участок - не ведаю. Ночь. Такси не поедет. Кричу в трубку: «Скажи, где твой сад-огород. Немедленно приеду». Она: «Не скажу. Выберусь сама». Обидело вот это: «Не скажу». Словно чужой. Уже не нужен. А почему? Старый стал (красавцем никогда не был). И звоню раз в году, а в ответ: «Не скажу». И женщин-то не было. А те, что были, растворяются в неопределенном тумане. Не выдержал. Звоню. Она: «Сегодня не могу. Давай завтра. Где?» У вас билось сердце после двадцати километров пробежки? У меня забилось сильнее. Приободрился. Вроде, нужен кому-то. Выхожу в переулок. Ни одного человека и - тишина. В силу возраста (а внуков нет) радостей мало. Мрачный покой. Серое небо мрачно покойно. Мороз жарит недурно, но и его сила тупая, безразличная.
Есть электросушилка для ботинок. У брата батареи закрыты деревянными щитами. Сушить можно только носки, а зимние сапоги на меху не лезут. В жизни (это по опыту) гораздо чаще не лезет, чем лезет. Впихиваю ботинки на просушку на змеевик в ванной, лезть не хотят, кривятся опорки. В светлой пустоте хорошо ощущать, как распрямляются ботинки по мере продвижения к площади перед Мариинским театром. Тротуары, дороги вызывающе бесснежны. Закиданы трубками из-под фейерверков, спиралевидными гирляндами, усыпаны кнопками конфетти. Кое-где - скатившиеся к бордюрам бутылки. Видел две недопитые с вином - красным и белым. Половинка белого стоит на гранитном бордюре, а красное - на остановочной лавочке.
Мать купила билеты в «Новую оперу» Санкт-Петербурга. Говорит: «Спектакли изумительные». Весь город дрыхнет, а кто-то работает. Дают елки во дворцах. Неласковые, 1-го января мамаши тащат малышей на утренники. В городе их великое множество. «Новую оперу» не нашел, но троллейбус постепенно заполняется галдящей кучей гавриков. Даже на Невском пустовато. Проезжаем Летний сад, Инженерный замок. В точку. Архитектура павловского последнего приюта странная. Классицизм, не классицизм. Ампир, не ампир. Как Бренна оказался в Питере? С какой стати царь Павел пригласил его? Лебяжья канавка, покрытая ледком, как только что зарубцевавшаяся рана, покрыта белым налетом. Чугунные решетки, как нити, что стягивают берега, да неудачно. Пиранезе. Из его мастерской выписан Бренна. Сам Пиранезе не поехал в Санкт-Петербург. Занимался гравюрами с видами развалин греческих и римских построек. Екатерина II очень интересовалась работами француза Джакомо. Сегодня мы с интересом рассматриваем фотоальбомы. В восемнадцатом веке их заменяли толстенные фолианты с рисунками франко-итальянского мастера. Производили впечатление более сильное, чем фотографии. А сколько кропотливого труда! У учеников не всегда получалось следовать учителю. Египет ли, Рим, Дельфы. У Бренны получилось слабое подобие - Инженерный замок. Откуда в России вот это: продать зерно - купить часы? Или пригласить иностранного мастера (они и в те времена были неплохими разведчиками)? Сидит Ельцин с советниками, решают: продадим нефть - закупим сотовые. Сколько столетий прошло, а ничего не меняется. Иностранцы в наличии: Фальконе, Бренна, Тома де Томон. Свой Воронихин вызвал недовольство государыни Казанским собором, странно скончался. Может, искусно «убрали»? Как Павла I.
В памяти сумбур - серый денек, мороз, звонок М., апельсины в рюкзачке, праздничный мусор на улицах. Кто не помнит знаменитые Пиранезевские гравюры с подземными тюрьмами, дыбами, мостиками, что стягивают пустоту зданий и знаменитые лестницы, ведущие в никуда! 1 января. Душа моя забита обломками Пиранезевских гравюр.
Есть электросушилка для ботинок. У брата батареи закрыты деревянными щитами. Сушить можно только носки, а зимние сапоги на меху не лезут. В жизни (это по опыту) гораздо чаще не лезет, чем лезет. Впихиваю ботинки на просушку на змеевик в ванной, лезть не хотят, кривятся опорки. В светлой пустоте хорошо ощущать, как распрямляются ботинки по мере продвижения к площади перед Мариинским театром. Тротуары, дороги вызывающе бесснежны. Закиданы трубками из-под фейерверков, спиралевидными гирляндами, усыпаны кнопками конфетти. Кое-где - скатившиеся к бордюрам бутылки. Видел две недопитые с вином - красным и белым. Половинка белого стоит на гранитном бордюре, а красное - на остановочной лавочке.
Мать купила билеты в «Новую оперу» Санкт-Петербурга. Говорит: «Спектакли изумительные». Весь город дрыхнет, а кто-то работает. Дают елки во дворцах. Неласковые, 1-го января мамаши тащат малышей на утренники. В городе их великое множество. «Новую оперу» не нашел, но троллейбус постепенно заполняется галдящей кучей гавриков. Даже на Невском пустовато. Проезжаем Летний сад, Инженерный замок. В точку. Архитектура павловского последнего приюта странная. Классицизм, не классицизм. Ампир, не ампир. Как Бренна оказался в Питере? С какой стати царь Павел пригласил его? Лебяжья канавка, покрытая ледком, как только что зарубцевавшаяся рана, покрыта белым налетом. Чугунные решетки, как нити, что стягивают берега, да неудачно. Пиранезе. Из его мастерской выписан Бренна. Сам Пиранезе не поехал в Санкт-Петербург. Занимался гравюрами с видами развалин греческих и римских построек. Екатерина II очень интересовалась работами француза Джакомо. Сегодня мы с интересом рассматриваем фотоальбомы. В восемнадцатом веке их заменяли толстенные фолианты с рисунками франко-итальянского мастера. Производили впечатление более сильное, чем фотографии. А сколько кропотливого труда! У учеников не всегда получалось следовать учителю. Египет ли, Рим, Дельфы. У Бренны получилось слабое подобие - Инженерный замок. Откуда в России вот это: продать зерно - купить часы? Или пригласить иностранного мастера (они и в те времена были неплохими разведчиками)? Сидит Ельцин с советниками, решают: продадим нефть - закупим сотовые. Сколько столетий прошло, а ничего не меняется. Иностранцы в наличии: Фальконе, Бренна, Тома де Томон. Свой Воронихин вызвал недовольство государыни Казанским собором, странно скончался. Может, искусно «убрали»? Как Павла I.
В памяти сумбур - серый денек, мороз, звонок М., апельсины в рюкзачке, праздничный мусор на улицах. Кто не помнит знаменитые Пиранезевские гравюры с подземными тюрьмами, дыбами, мостиками, что стягивают пустоту зданий и знаменитые лестницы, ведущие в никуда! 1 января. Душа моя забита обломками Пиранезевских гравюр.