Тянет к Леонардо. Потрясающая попса! Именно в нее превратили бессмертные изображения. Миллионные тиражи открыток, каталогов, лейблов, пластиковых пакетов. Разрушительное влияние третьего элемента - зрителя. Вольтер - про созерцателя культурного, а я - про хама-зеваку. Выигрывает, в конечном итоге, второй. Кто сказал, что невозможно массово потреблять Леонардо! Пожалуйста! Подошли к картинам делать две работы: увидеть великое; очистить великое от наносного. Но, все чаще замечаю: и для меня наносное - главное. К великому пробираться не хочется. «Медного змея» Бруни воспринимать легче, чем «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Отсутствует миллионноглазая «захватанность».
К Леонардо подводят дряхлого деда. На нем штаны гармошкой и, похожие на утюги, зимние боты фирмы «Найк». В каждой руке по палке, да еще и переводчица поддерживает посетителя. Дедушкин голубой джемпер никак не укладывается в золоченое убранство зала. Стоит, опираясь на трости, глядит на «Мадонну Бенуа». Переводчица лопочет. Глаза деда почти белые, выцветшие. Плачет громко ребенок, а от полотна веет таинственным ветром, и дед, чуть накренившись к Мадонне, уперся в наборный паркет клюками, чтобы не грохнуться.
Мягкий золотистый цвет. Девушки идут в коротких шерстяных юбках, длинных сапогах, тело закутано большими платками с бахромой, напоминающими пончо. Хихикают. Чуть задерживаются возле «Юдифи» Джорджоне. Платки у девиц светло-коричневые, а все равно фигуры темны. Малахитовые вазы. Подростки зачем-то надвинули капюшоны, рассматривают Каналетто. Один говорит: «Классно! Не знаешь, сколько стоит?» Второй молчит.
Минуем итальянцев, выходим на парадную лестницу. Открывается бело-желтая галерея с округлыми потолками. Из-за колонны вываливается большая группа посетителей. На фоне режущего глаза блеска фигуры черны. В гардеробе вынимаю из потайного футляра фотоаппарат, которым снимал золотых арфисток и пианистов. Во дворе густая тьма. Лошади съели морковь, а вдали мерцает купол Исаакия, белые колонны Адмиралтейства. У входа в музей мерзнут уличные зазывалы. Все объявления, что суют мне в руки в больших городах, стараюсь сохранить для архива. Дают голубенькую бумажку: содружество авторитетных музыкантов, деятелей культуры и ценителей музыки «Орфей». Мероприятия «Орфей» проводит в Музее Театра и музыки Петербурга. Джаз (веселый), шансон (Франция), виолончелисты (четыре инструмента), романтический ВИА «Familiо». Некто седой читает стихи и поет песни о Ленинграде. Олег Кувайцев и сыновья (играют). Квартет «Las Palmas» (играют и поют). А также порадует джаз-ретро-квинтет «Ирис-Кис-Кис». В то же время, в Александро-Невской лавре мероприятие под названием «С Рождеством». Водят по монастырю, заводят послушать в кафедральном соборе струнный квартет «Кантарелла». Сыграют из Шнитке, Моцарта, Вивальди. Дирижировать собирается солистка губернаторского оркестра Венгерова.
С решетки, что огораживает Александрийский столп, снял повешенную кем-то газету «Петербургская афиша». Отчего-то любовью к Гурченко воспылал всеядный актер Аверин. В «Мюзик-холле» дают моно спектакль «Аплодисменты». Максим Аверин заявляет: «Люся для меня жива, и я уверен, что жива и для зрителя». Весь город обильно увешан аверинскими излияниями.