Дорога полностью в распоряжении пешеходов. Странный толстячок (пузо, еле прикрытое майкой, розовая кожа, да еще тесная курточка на меху с потертым воротником) шлепает разбитыми кроссовками по тротуару. Глаза от рождения разведены в стороны. Жадно лижет мороженое в вафельной трубочке, и по руке стекает оттаявшее молоко. Засос мягкой массы пломбира происходит со свистом.
Спешат девчушки: горбатенькие, тонконогие, но с гонором и жадно курят. Но вот, один за другим к массивному серому зданию спешат одинаково одетые клерки: черный головной убор, черный плащ-пальто, темные брюки, ботинки из тонкой кожи. Чиновники минуют шлагбаум, скрываются за тяжелыми дверями с медными ручками. Стекла на дверях толсты, чисто вымыты, задернуты шторками. Шуршат шинами авто - «БМВ», «Мерседесы». Оттуда шустро выпрыгивают темные шляпы, блестящие лысины.
У дороги, тянущейся вдоль подъездных бордюрчиков, - будки охранников. Меня не останавливают, иду вдоль серого сооружения. Доска у входа: «Администрация Президента Российской Федерации» и таблички с номерами дверей. Мрачновато. Тучи окончательно укутали голубевший небосвод. Подул ветер. Наискосок полетели крупные снежинки. На противоположном конце здания снова будка охранника, шлагбаум.
«Здесь сидит Сергей Иванов», - думаю я. Мощно. Фасад давит. Лабиринты - сооружения за фронтальным сталинским домом. Дума, в сравнении с этим «Кносским дворцом», не впечатляет. Спрашиваю у «нижнего» постового, где Китайгородский проезд. Сторожевой приветлив, указывает: «Да вот же он».
Обломок стены Китай-города. Она - грязная, несвежая. Поток машин несется, подобно стаду носорогов, которые, спасаясь от паразитов, извалялись в грязи. Еще один мрачный дом. У дверей - мелкие таблички. Контора, нужная мне, на двенадцатом этаже. Стоит женщина, курит. Старый дядька-вахтер. Меня встретили. Тесный лифт. Дверь с электронным звонком, коридор, необязательные картинки с малозначащими пейзажами. Приемная. Полукруглая стойка. За ней - знакомые девушки (знаю их почти десять лет). Д.З. на работе. Позвали. До странности пустой кабинет. Слева стена выпирает углом. Рабочий стол в нише. Несут кофе, горячий. Толстые конфеты. Жадно ем шоколад, пью, обжигаясь. Д.З. спрашивает: «Как дела?» Пашешь в день часов по 12-14, а сказать нечего. Декабрьское небо льет в окна скучный свет. Из этого селя трудно выхватить блестяшки под названием «дело». Придумываешь, словно нищий во время отлива, собираешь подыхающих рыбешек. Не «дела» - «делишки». Но вот - крупная рыба показывается: «Ах, да, - спохватываюсь, - а того-то, помнишь, уговорили. Долго ломался, опасен был…». Д.З.: «Угу, ну, и?».
В кабинете холодно. Незаметно входит старый, лысый. Д.З. что-то складывает в мешки: «Ну, так я в Алма-Ату, потом Бишкек», - это плешивый. Д.З.: «Давай, командировочные, билеты - куплены». Гладкоголовый удаляется, нагруженный пакетами, содержимое которых формировал Д.З.: «Давай, допивай. Едем, - бодро произносит хозяин, поднимаясь из-за стола. - Нехорошо опаздывать».
У подъезда черный «Мерс». Проносимся мимо церковок, рядом с пустырем, что остался после разрушения гостиницы «Россия». Водитель молчалив. Звонок на сотовый. Чебоксары, в трубке Лысый. Рассказывает, что и кто своровал. По набережной, вдоль кремлевской стены, к Пашкову дому, на Ордынке. Сделали крюк, выехали на Пушкинскую площадь. Тверская, подворотня, вылезаем возле десятого подъезда. Пропуск заказан. В фойе Д.З. не задержался: дела, пообещал быть к началу мероприятия. Поднялся на третий этаж (малый зал), мимо герба и растительности. Толпятся. Мою фамилию в списке находят сразу. Желтые пакеты, блокноты, ручки, сопутствующие материалы. В малом зале амфитеатр, из мягких кресел песочного цвета, убегающих вверх. По полу вьются провода, установлены телекамеры. Лидер - широкий, седой - объявляет семинар открытым. Появился Д.З.. Находятся резкие ораторы (я не был в ударе, мямлил), прерывающие мирное прохождение встречи. Всклокоченный дед ближе к концу получил трибуну: «Нет гения, подобного Ленину. Не Сталина, а Ленина сюда бы. Такой мозг! Ленин и разобрался бы».