Однако, жарко. «Грели» плавящимся салом нездорового интереса толпы: что-то там, за внешним, имеется опасного. Что это? Взгляды (и у меня - то же самое) трансформируются в хирургический инструмент, приспособленный для того, чтобы копаться в больной «плоти» изображенного, «удерживать» края разверстой раны.
В тундре выживали путники - прикончат ездовую собаку, вскроют брюхо, суют в рану руки. Рана же дымит.
Провожал нас говорящим взглядом Серовский папа-композитор: «Ну, как? Посмотрели на папу, на сыночка знаменитого? Запомните, пожалуйста, мельхиоровый нож, которым девочка режет персики».
У М. воспалены щеки, растрепаны волосы. В фойе второго этажа пусто, прохладно. Клавиши-ступени белизной манят на третий этаж. Там тоже выставка. 20-30-е годы прошлого века. Малевич и окружение. При входе - постоянная экспозиция: зрителей встречает Серовский ученик Петров-Водкин - «Купание красного коня». Странная фамилия, словно водкой наполнено прозвание Петрова. Или Говоруха-Отрок у Лавренева в «Сорок первом». Сухово-Кобылин (скачки, тонконогие лошади). Более-менее прилично звучит сочетание Сергеева да к тому же Ценского (уже оцененный кем-то Сергеев). Немирович-Данченко (дали что-то кому-то, и нету больше Мира). Среди многочисленных теорий про Лебедевых-Кумачей подходит предположение о раздвоенности сознания. Греки, что пронизали мышление логикой, разорвали единство, царившее ранее в человеческой голове. Логика как база - 2,5 тысячи лет. Логика убивает универсальное представления о Вселенной.
Орудие это использовал Сократ. Платон хотел спасти дело, но было поздно. А ведь до Сократа (как и до классических ордеров греческой архитектуры) был Кносский дворец и железное единство жизни и мифологических представлений. Есть люди, считающие мифологическое сознание более ценным, чем логические прутья в клетке здравого смысла. Миф сильнее теоремы. Задумайтесь: отчего у Дьявола хромота, или хвост, или раздвоенное копыто. Задали вопрос, и у каждого, даже у самого грубого человека, колыхнулся легкий страх и нелегкий интерес. Сирены пели. Одиссей чуть не погиб. Но какую песню пели сирены?
Миф - процесс. Миф жив и сейчас. Он течет сквозь сознание. Мы его не замечаем (слишком соблазнительна логика). Сознание спеленуто, зажато теоретическими изысками. Не интересуемся, как лепилась во времени фигура Зевса. Аполлон - бог музыки, красоты и т.д. А каков он был в процессе становления? И, наконец, что такое Муза, существо одновременно соблазнительное и ужасное? В противоречиях пребывает сознание. Материализм и идеализм - его дети. Мамардашвили говорит: «Философия - лишь перепевы платоновских идей». Верно и иное: «Философия - дитя разрушительной деятельности Сократа». Не верю в то, что он выпил цикуту, умер, следуя закону, хотя считал закон, примененным неправильно. Живопись наглядна в раздвоенности. Таково творчество Серова. Петров же - он и есть Водкин. В простоте мешает иконопись с масляной живописью.
Миновав хрестоматийного «Коня», натыкаемся на широкий холст Гончаровой. Черно-коричневые неуклюжие обломки «прилеплены» к холсту. Ботинки, словно утюги, тела, как шатающиеся бревна, на зеленоватой стене прибиты квадраты. На них - надписи, фотографии. Малевич - видный мужчина. Зима. С женщинами. Они хорошо одеты - пушистые муфты, на головах меховые шапочки, игриво сдвинутые чуть-чуть на бок. Казимир в длинных волосах: черные, вьются на концах, расчесаны на пробор. Добротный костюм. 23 год. Сидит в своем кабинете за широким столом. Пишет.
Российская художественная публика отринула логические навыки Чистяковского рисунка. Ободрали, расковыряли (все доискивались до первооснов). Сказали: «Неправ был». От Серова лезли, как из могилы, по запутанным конструкциям модернистов. Любой модернист - архаист. На самом деле - попытка провалиться в тартарары, туда, где еще и не пахло Сократом.