То, что в коридоре никого не было, было хорошо. Мои синие сатиновые трусы топорщились спереди, и было совершенно неясно, как снять это напряжение. Зашел в туалет. Там те же белые, мертвые лампы. Журчит вода. Чуть пахнет хлоркой. Окно так же, как и в коридоре, открыто, оттого воздух, как вода в медленном прибое, ходит туда-сюда. Приспустил трусы. То, что открылось, буквально потрясло меня. Все было необычно длинно, толсто, возбужденно. Но самое главное – впервые в жизни высунулось нечто, не виданное мною никогда. Как головка спереди торпеды или пули. Это наконечие было, как и на пуле, четко обозначено, просто здесь, вниз, опустилась и собралась тонкая кожица. А вот это, высунувшееся, было красным, тяжелым и наглым. Всем воспаленным видом это нечто заявляло: «Сейчас здесь главное – я. И сейчас, и всегда буду главным в тебе во всем. Тяжелое и красное».
Меня охватил ужас – что это? Как убрать? И как обратно вернуть кожу? Чтоб было привычно и на месте? Ужас не уменьшил напряжение там, внизу. Наоборот, напряжение увеличилось. Образовалась смесь из ужаса, восторга и низменной (да, именно по низу, ниже пупка, в районе ануса) сладости.
Что-то нужно было делать. Протянул руку и слегка потрогал безапелляционное и по-прежнему красное новообразование. Тут вдруг голова отключилась. При насморке, когда он уже силен, прочихаться удается не сразу. Чих нарастает изнутри, пробирается в голову. Мы разеваем рот. И раз, и два. Ну, вот же, вот-вот – и из глотки, из носа вырвется со сладостью и с соплями громкое «апчхи». На мгновение наступит облегчение, и удивительная легкость и сладость просверкнет от спины в голову. Потом опять придет слабость и болезненный морок до следующего «апчхи».
Некоторые любят эти легкие, мощные приходы и злоупотребляют – нюхают табак.
Когда я прикоснулся рукой к разросшемуся мочеструйнику, что-то сдвинулось внутри, и пошла яростно, с дикими, бешеными увертками, волна – физиологический, всесокрушающий восторг. Почему-то в мгновение этого наслаждения и приятности жизни, ужаса, восторга, отсутствия всякого разума и присутствия тотальной, всеохватывающей физиологии во много раз усилился рев самолетов за окном.
Не в силах сдерживаться, я заревел от горького наслаждения, как ревели моторы. Топтался на месте, будто конь. В голове стало жарко. Кровь ударила в башку беспощадно, словно хотела разорвать ее тонкие, жалкие сосуды. Что-то хотело уничтожить мозг – нудный сдерживатель и ограничитель. Кровь победила ненадолго. Мысль отключилась, внешнее восприятие отключилось, лишь что-то таинственное и желанное, то, что мы называем «женским началом», рухнуло в голову.
И началось. Хлестало беспорядочно, далеко, много. Потом, стоя посреди туалета (рев самолетов уменьшился), глядя на кафельную стену, залитую чем-то густым и молочно-белым, думал: «Господи, господи, что же это такое, белое? Неужели это и есть, о чем говорили пацаны в школе, сопровождая свои слова двигательными движениями рук там, внизу живота?»
Напряжение потихоньку спало, все присмирело и начало приобретать привычные формы. Кожа вновь накинулась и скрыла, как боевую ракету, красное и удивительное. Оказалось, не навсегда. Приведение агрегата в боевое состояние стало привычным и сладким делом.
Вышел из туалета, слегка пошатываясь. По спине струился пот. Тело было наполнено совершенно новым ощущением. Во мне эта матрица (и мощная матрица) уже была заложена. Просто пришел срок, и ее подключили. Заработала схема мощно. Так, как и было задумано природой. Думалось: «Работа этого нового, неведомого механизма и есть корень жизни».
В Уральске, на жарком песке Урала, был уже другим человеком. У меня был секрет. Сколько же я пролил и залил в пустое пространство! Ради удовольствия. Сколько удалось пометить мест!
Когда из Уральска нас переправили на Чапаевский, к бабе Рае, в дополнение к моим открытиям, на чердаке, обнаружил колоду порнографических карт, а в придачу, в самую главную придачу, мне подвернулалась там же, на Чапаевском, моя двоюродная сестра, моя ровесница. Ничего из себя девочка. Трудолюбивая, хозяйственная, сообразительная. Не шумная. Л. очень помогала бабе Рае. И мне.
Не случайно мужчины, особенно в годах, погибают прямо на бабах. Поди-ка, вынеси такие испытания. Тяжесть-то какая, для обмана прикрытая кайфом. Но, впрочем, кайф хорош. Существенная вещь. Ухватившись за него, женщины, собственно, и вертят нами, как хотят.