Край волнореза. Сегодня - на прощание - появились большие чайки. Они не суетятся, не кричат, а гордо реют над длинными, ленивыми волнами. Аю-Даг выдал мне в глаз всю возможную разность своих очертаний. Два клыка - хищные - Адалары рвут голубой покой морской воды. Прощайте, лес и окружающие горы, тени Пушкина, Чехова, Шаляпина, Коровина, Алексея Максимовича Пешкова с Толстым. Я сольюсь с вами на другой, уже холодной и серой, земле. Здесь В.В. Маяковский являлся мне в легком светлом обличье, и всем - десяткам, сотням миллионов людей, посетивших это благодатное место, - было хорошо, радостно.
Постукивает колесиками по плитам наше чудо - новый чемодан. Может, хоть в его темном нутре подольше сохранится тепло и радость побережья. Закидываем пожитки во внедорожник. Вадим весел. А мне грустно. Он-то - здесь. А мы-то в Средней полосе России, что так близка некоторым Буниным и Есениным. Всего-то: дело привычки. В два-три дня привыкну к толстым березам и неповоротливым дубам. Наш водитель рассказывает о пещерах полуострова. Ни в одной не был, если не считать каменных щелей и провалов, исследованных на Ай-Петри. На следующее лето приехать не удастся - выборы, грязная, тухлая нервотрепка. Хождение среди мрачных и мутных.
Великолепный Симферопольский аэровокзал. В центре - белоколонное здание. Много ожидающих отлета. Больше прибывающих. Крымское лето разгорается, к черноморской печке стремятся бледноногие северяне.
Приткнулись у стены. За две недели выросла седая, дикая щетина с претензией на полноценную бороду. Внутренности души моей нежные, как у целомудренной девушки. Сентиментальная ситуация - и готов рыдать. Сдерживаю слезы усилием (и немалым!) воли. Изображаю тертого «морского волка», грубого мужика. Борода соответствует облику лесного Соловья-разбойника. Никаких клочков. Все зарастает быстро, буйно, до самых глаз-пуговок. Вид - злой. Но выдают, как правило, эти глаза. На их дне - мерцает колодезная водичка тоски и сентиментальной грусти.
Сдаем чемодан. Берем пивко. Бродим в окрестностях аэрогавани. Хрущевки - четырехэтажки. В окнах – уютный свет. Жарят картошку с луком. Во дворах сидят мужики и щелкают домино. Пожарный двор. Стоянка автомобилей. Иномарки эконом-класса. И. - тонкая, нервная - переживает расставание не меньше, чем я. Через силу, но развлекаю ее живописными картинами будущего. Оно, естественно, недурно. Хотя это и не так. От чувств - к разуму. Он также убог, что и эмоции маленького человека, однако преимущество его в том, что рациональная мысль не так эмоционально окрашена. Приглашают на досмотр. Отвлеченные проблемы движения, как мысленного объекта, и, конечно, математики приобретут сугубо прикладное значение. Если соотношение будет неверным (больше философии, чем расчета), то никуда не полетим. Или грохнемся. Кто-то будет точнее, и нас достанут ракетой, дитятей верных соотношений веса, скорости, дальности и материалов, из которых сотворено смертельное чудо. Объявляют посадку. Устремляемся на «просвечивание» первыми, чтобы не попасть впросак, как в начале путешествия на полуостров.