Стыдоба! Ходорковский - жулик. Гуманное государство: Петухова уже нет, а Ходор - в Швейцарии. Мама больна, и инженера-химика и крутого комсомольца «не убрали» в Швейцарии. Живехонький. Зовет Россию к топору. Почему надеемся на кристальную честность западного суда? Наши сказали: на ваш Арбитраж мы найдем, в той же Голландии, свою «управу». Через год нашли. Как и писал Юра Болдырев, энергетическая хартия подписана главой исполнительной власти, но Дума ее не ратифицировала. Друзья Ходорковского вновь ринулись в суд. И что же Ходорковский? А ничего! Он деньжат успел подкинуть Невзлину. Тот вовремя слинял в Израиль. Однако денег (пока) алчные владельцы ценных бумаг не получат. Ходору обижаться не на кого. Любая частная собственность - преступление (Толстой). Не внял. И пойман. Но голландский-то Окружной суд на достигнутом не успокоится.
Засыпая, слышал, как дождь (слабый, сходящий на нет) оставляет в покое деревья и кусты. Духота спала, и меня, засыпающего под истории о гнусном дележе денег, ласкали прохладные дуновения ночной свежести. Плавно «влетая» в сон, чувствовал, что голландские судейские внакладе не остались. Для своих можно изображать законопослушность. А русских (много их сейчас в Европе судится) грех не «пощипать». И Ходора, и Путина, и Игоря Сечина.
Во сне привиделась башня Эйфеля. Пробегал маленький, лысый, кричал: «Нужны финны, только они». Пошли олени, и там сидела парочка в расписных саамских шубах. «Тиккурилла», - весело провозглашали уроженцы Севера. Вновь лысый: «Правильно, друзья, только вам под силу выкрасить башню в зеленый цвет».
Возле башни много саней. Выпал снег. Мороз. Финны выгружают бочки с краской. В действительности вокруг стального чудовища нет островерхих домиков. Вдруг - целый городок деревенских халуп под черепичными крышами. Финны уже на канатах, с ведрами, кисточкам. Их тянут наверх. Эти северные «якалки» сверху сообщают: «Нам надо где-то жить. Красить долго. Мы не дикари французы. Пусть они живут в многоэтажках. Финну нужен свой дом».
Словно провернулся волшебный ключ. Я - в поле. Ромашки. Звенит жаворонок. Обширный, со сквозными окнами, дом. Собран из гладко отесанного бутового камня. Камень старый и уже не желтый, а белый, с темными подпалинами. Окна в сооружении высокие, стрельчатые. Дядька с электрокосилкой косит сочную траву. Бреет круто, до самой земли. Уже не зима, а лето. Жара. Гудят шмели. Как маленькие бомбовозы, носятся слепни. Дядька смотрит на меня, показывает на бутовое строение, говорит: «Версаль». Во мне нарастает возмущение: «Не ври! Этот сарай не…».
Договорить не смог. Страшно холодно. Сыро. Опять домики с островерхими крышами. Безлюдье. Сипит ветер в железных лошадках, венчающих оселки строений. Коняшки крутятся на штырях, скрипят. Вроде кафе. Можно согреться. В помещении пусто. Толстый человек в фартуке за стойкой. Спрашиваю, поеживаясь от блаженного тепла: «А финны? А бочки с краской?» Бармен багровеет. Лысина потеет, крупные капли стекают на воротник: «Украли башню, нашу четырехногую красавицу, пожиратели сырой рыбы. Вот - дурацкие домики с ржавыми лошадьми. Сволочи! Хотя бы вы догнали их санки. На оленях так и повезли, разрезав на части. Сказали, что кони на оселках старые стали. Новых из нашей стали не делают. Всю Финляндию обновят. Продавать флюгеры станут и в Швецию, и в Норвегию, и в Данию. За это будут есть салями, а про строганину забудут».
