Но - нет ветра. Ливень, не имея сопротивления, бьет деревья, траву, землю. Картина покорения местности водою впечатляет. Растениям тяжело. Они неподвижны. Одно слово - покорность. Десятки литров тяжелой влаги повисли на цветах и листьях. Избиваемые нещадно, они лишь зябко подрагивают в ужасе перед беспощадностью острых струй. Они терзают землю, как длинные копья. Хорошо сидеть в прочном каменном здании. Ветер и вода, несомненно, обратят его в пыль. Но для этого нужны сотни лет, а сейчас все устойчиво.
Тут, за перилами - драма: один противник побежден, лишен сил, неистовствует торжествующий победитель, а ты смотришь и тебе - хоть бы хны. Человеческая культура - попытка человека выжить среди природных катаклизмов. Можно долго смотреть на то, что происходит на улице. Непогода так же завораживает, как огонь.
За серой пеленой не видно Аю-Дага, Адалар. Где же море? Такое сильное, прекрасное, веселое на солнышке. И где, собственно, само ленивое светило? Какого черта оно делает, когда здесь, позорно, перед маленьким человечком, все считавшееся могучим, безусловным, оказывается униженным?
Пришла медсестра, зовет по поводу клеща. Пока наблюдал ливень, вылетели страхи относительно температуры и энцефалита. Вот так. Оценка - тебе. Жалкая щепка - ты. Малая во времени и закоулках пространства. Как у кого, а у меня переход от покоя к ужасному беспокойству происходит моментально. Раз - и в яме, на дне, умываешься холодным потом. Взрывается мозг. Что делать, если беда? Только через какое-то время приходят на ум варианты защиты. Как до сих пор не сдох? Или не случалось ситуаций, требующих молниеносной реакции? В обратную сторону путь не близкий. Понимаешь - ерунда, ложная тревога, но второе слово сильнее первого. Перебираешь в голове десятки вариантов, показывающих - тревога действительно ложная.
В кабинете у врача серо, шумит дождь. Горит настольная лампа. В подстаканнике чай с лимоном. Что-то патриархальное. Оживет радио, и надежный, без придури, голос советского диктора объявит: «Начинаем передачу «Театр у микрофона». Виктор Розов…». «Опасности заражения нет, - удивительно «советским» голосом оповещает врач. - С вас тысяча сто пятьдесят рублей. Давайте-ка посмотрим, что у вас там». Сестра убирает от раны пластырь (выдирает несколько волосков), ватку: «Уже подсыхает», - это врач. Я: «Денег с собой нет. Схожу в номер». - «Не спешите, в течение дня занесете сестре». Взбегаю по лестнице. Медленно «выползаю» из состояния тревоги. И в мыслях нет глупостей о природных драмах и битвах дождя с землей. Забываю про свой убогий, человеческий статус. Хотя в следующий раз не пронесет. «Клещ» окажется роковым.
Тут же уплатил деньги. Хотя я и жадный, но здесь рука не дрогнула, отдал денежку с радостью. Вышел на улицу подышать. И. с пожилыми женщинами под зонтиками направлялась в бассейн: «Где будешь?» - равнодушно спросила жена (и даже про клеща не вспомнила). - «В номере. Читать», - обиженно ответил я. - «Ой, а как клещ?» - опомнилась И.. - «Придется тебе потерпеть меня еще лет десять. Не заразный». - «Ну, а ты боялся», - уже на ходу, догоняя компанию, через плечо бросила И.. Даже такой подход жены к энцефалиту не умерил приятной легкости в чувствах. И., все-таки, крикнул вдогонку: «Полторы тысячи взяли». Но И. уже не слышала.
Снова в лоджии. Сосед курит. Шумит дождь. На веранде, над речкой, на которой вел беседы о Пушкине в первый день, заиграл вальсы духовой оркестр.
