Мы выкатились на Манежную площадь. Пелена с солнца уже исчезла, и оно светило бешено. Золото солнца и алый цвет гигантских полотнищ, развешанных по стенам домов. Здесь людей незаметно начинали делить на колонны, выстроенные цепочками, люди в штатском. На Красную площадь мы вышли колонной, идущей ближе всех к Мавзолею. Брежнева увидел метрах в пятидесяти.
Потом людской поток с криками «Ура!» откатывался к Васильевскому спуску и растекался в обе стороны по набережной. Наша колонна переходила Москву-реку и заканчивала свой путь у станции метро «Парк культуры».
А ведь отец мог меня и не брать на демонстрации. И я бы никогда не услышал этот потрясающий рев людского океана. Редкое впечатление. Очень редкое. Видимо, отец хотел, чтобы я это познал. Это – мужское дело. Мать мне этого чувства дать не могла. Было и еще одно чувство, явившееся мне, благодаря отцу, во время жизни в Москве.
Перед 9 мая по телевизору всегда показывали озеровское «Освобождение». Хорошо смотрелся фильм по цветному телевизору. Все выходили в холл и смотрели. Смотрели на капитана Цветаева (и, действительно, Олялин в роли Цветаева – один из самых запоминающихся героев фильма). А вечером, когда стемнеет, все обитатели общежития (и белые, и желтые, и черные) поднимались под самую крышу здания (Алабян-академик здание выстроил высоченное) и смотрели, как над Москвой расцветает праздничный салют.
Среди множества людей, наблюдавших салют, не чувствовал ни одного недоброго или равнодушного человека. Ни одного. Когда расцветали над крышами домов огромные разноцветные шары салюта, все радостно кричали «Ура!» и смеялись. Глаза у всех были восторженные и блестели от радости.
2 мая мы всей семьей уехали в Нагорное. «Нагорное», «Лесные дали» были домами отдыха ЦК КПСС. Слушатели ВПШ и Академии выезжали в эти дома отдыха на субботу и воскресенье. «Лесные дали» - замечательный дом отдыха. Это было современное высотное здание, а мне (да и всей нашей семье) по душе было «Нагорное».
Это самое «Нагорное», видимо, было выстроено при Сталине. Двухэтажные строгие и скромные корпуса, со сдержанной роскошью внутри – ковровые дорожки, гигантские растения, стеклянные горки, уставленные фарфоровыми изящными скульптурками. Просторная столовая с хрустальными люстрами, белоснежными скатертями, мельхиоровыми приборами. Солидная, в зеленых тонах, биллиардная. Огромная библиотека без библиотекаря. Можешь брать любую книгу. Почитал – верни на место. В библиотеке – шахматные столы с диковинными фигурками. Кинозал. Музыкальная гостиная. В гостиной (обычно пустой) находился отлично отлаженный огромный «Блезнер», на котором я немало игрывал, а однажды, часа на два, в четыре руки с каким-то седым мужиком мы закатили некие импровизации джазового характера. Мы тогда разошлись не на шутку. Собрались слушатели – человек двадцать. Они хлопали, просили играть еще и еще. Мы и играли. Седому дядьке было легче. На крышку рояля он поставил бокал с коньяком и по ходу выступления попивал коньячок. Мне же из столовой принесли бутылочку «Фанты» (тогда это еще была редкость). Музыкальную комнату в Нагорном любил не меньше биллиардной (там с дядьками подолгу катал шары). В этой комнате была представлена коллекция фарфоровых статуэток. Вдоль стен стояли шкафы со стеклянными дверцами. За дверцами, на полочках, расставлены изображения пастухов, пастушек, каких-то крестьян, шаловливых пейзанок. Были там и дамочки, и офицеры, и даже лошади, овечки, белые телята и так далее. Все это фарфоровое изобилие (а были еще и блюдца, тонко расписанные цветами тарелочки, чайнички с изогнутыми носиками) мне было симпатично. Всякий раз шел в музыкальную комнату и долго рассматривал изысканный набор посуды и статуэток.
А вокруг был подмосковный лес. И огромные ели – темные, кое-где разреженные березками. Это чудо: вышел - и ты в глухом лесу, зашел – и ты в тепле, в золотистом свете хрустальных люстр. В столовом зале гул голосов. Наша семья (как белые люди!) за отдельным столом с белой скатертью и крахмальными салфетками. Тяжелый нож, вилка. На рукоятках ножей, вилок, ложек – виньеточки. В фарфоровой кастрюле с цветочками – горячий желтоватый отваренный картофель, присыпанный зеленью. Нежная ветчина кусочками. Белое масло. Сервелат. Сыр. Белый хрен в пузатеньком судочке. Аккуратный обслуживающий персонал.
Я заказывал рыбу в кляре и рис. Запивал все это «Фантой» или клюквенным морсом. Было хорошо. Чинно. За таким столом орудовать ножом и вилкой (специальными, рыбными) имело смысл, и было весьма приятно. Чай приносили в заварочных чайниках. А еще предлагали, на выбор, различные джемы и пирожные. Я из джемов брал клюквенный. Из пирожных предпочитал «корзиночки».
Библиотека без библиотекаря, биллиардная без маркера и музыкальная комната с одиноким роялем. Жилые комнаты – большие, прямо-таки вольные. Мебель – кресла, кровати, зеркало, шкаф, стулья - не из надоевшей фанеры, а из светлой карельской березы, в хитрых узорах. Кровати – широченные. На них – ослепительно белое и, впервые в моей жизни, хрустящее белье. На одной кровати спали родители, а на другой мы с Олегом (отец заказывал двухместные номера). Вот это хрустящее белоснежное белье Олежка успел все-таки обсикать.
Мы засыпали, а родителей еще не было. В «Нагорном» устраивали танцы, и родители на них ходили. Танцы заканчивались поздно.