Балкон открыт. Тянет прохладой, а с экрана обрушиваются сказочно красивые виды Аляски. В снегах, в модном пальто и легких ботиночках, борется за жизнь бизнесмен - старикашка Морс (Энтони Хопкинс). Сражается и за себя, и за бугая Грина (Алек Болдуин), любителя пофотографировать природу. Герой Болдуина таскается за зрелыми дамочками. Очередная - жена старикашки Хопкинса. Чушь несусветная (особенно ботиночки Чарльза Морса в обледенелых снегах). Но солнце, холодный ветер, ели, скалистые вершины в снегу - наводило на подозрение: снято на деньги туристических компаний, промышляющих по живописным Северам. Хороши последние слова Хопкинса, произнесенные над трупом фотографа-неудачника: «Всем нам в жизни выпадают испытания, только они не такие, какие хотелось бы».
Мне не хочется неприятностей - ни тех, что ожидаются, ни тех, что случаются вопреки. Желательны элементы буржуазной жизни. Апельсин есть. К нему бы уютный ресторан, певичку-девушку, шепчущую в микрофон нечто африканское, черного саксофониста с тягучими стонами инструмента. Одним словом, «ананасов в шампанском». Оказаться бы в Лас-Вегасе, с большими деньгами, как в «Везунчике» Кертиса Хэнсона, где блистает Роберт Дюваль. Меня же вынуждают превратить голову в грядку, и эскулапы из «Хайера» высадят мне волосы, как редиску.
Вышел в лоджию. Море украшено лунной серебряной дорожкой, словно платиновой цепочкой. Доедаю апельсин, падаю в койку.
С утра расслаблялся в соляной пещере. Лежал на физиотерапии. Сжимал-разжимал ягодицы. Пил кислородный коктейль. Снова исследовали мозг. В середине процедуры потух экран компьютера. Звали специалиста - Андрея Васильевича. Тот сказал: «Датчики можно снять, но пусть не уходит».
Медсестра включила российское радио. Сообщают: чтобы улучшить зрение, необходимо есть чернику. Из нее сделали лекарство, называется «Форте». Добрая бабушка шелестит, что ее проблемы со зрением кончились после приема «Черника-форте». Потом дед хвалится легкими титановыми наколенниками. Заботливо сообщал адрес заведения, где ваши чашечки снабдят чудо покрышками. Сестра вздохнула, заткнула дедушку со старушкой. Думаю, не выпить ли мне черники. В глазах мечутся черные козявки, вздуваются и лопаются пузырьки. Впечатление - чтобы что-то рассмотреть, нужно сначала собрать осколки зрения во что-то приемлемое.
Андрей Васильевич осторожно позвякивает железом. Так заплечных дел мастера перекладывают орудия пытки на глазах жертвы, привязанной к стулу. В фильме про товарища Камо революционера-экспроприатора проверяют на выносливость: в мясо плеч вонзают толстые спицы, а он не кричит, не плачет - молчит. Испытатели удивленно цокают языками. Потом кино о Сергее Лазо. Глаза измученного героя, стоически принимающего жар паровозной топки.
Андрей Васильевич все звякает. А если он маньяк? Оглушит медсестру, покрепче затянет ремни у меня на щиколотках, запястьях и - айда куролесить буравчиками-щипчиками. Безграмотные мучители подвержены стандарту. Талантливые душегубы имеют к жертве индивидуальный подход. Вот этому - тянуть вены, тому - плющить пальцы в тисках. Бритвочкой - чирк! Ровно нарезать полоски кожи со спины. А вот этого, мордатого, - огнем, только огнем, чтобы дурное сало потекло.
Громкий звук. Вздрагиваю. Что-то громко звенит. Телевизор, а с экрана голос: «Положите на лицо (вот эти места) дольки земляники. Аккуратно разотрите…». - «Простите, случайно», - извиняется медсестра, убавляя громкость. Мастер завершил работу. Экран монитора заголубел. Продолжилось ощупывание мозга.
