Под боком горы - четыре многоэтажных корпуса. Дорожка из бетонных плит, широкая лестница. За растительностью не ухаживают, и между плитами неприлично (как волосы из ушей) лезет зеленая травка. Кипарисы - на страже, но кипение лохматых кустов «прижать» не в состоянии, и небо закрыто длинными ветвями. Вход в корпус - небоскреб необитаем. Огромные немытые окна. Алюминиевые рамы, двери. В фойе - ряды двухъярусных коек с голыми матрасами. Похоже, казарма. Тощий солдатик, в мешковатых штанах, шлепках и зеленой майке, моет шваброй пол.
Вид фантастический - металл, бетон, кипарисы и рядовой с половой тряпкой. На входе стол, на нем настольная лампа сталинских времен. На вытертой клеенке стакан чая в подстаканнике (идет пар). Тут же чайник, поставленный на красный кирпич. Лампа горит, но охраны нет. Корпуса опоясывают множество бетонных перил. Ограждение выводит на обширную круглую площадку. Изломанные доски эстрады. Здесь давно не танцуют. «Солдатиков пригнали. Будут реставрировать. Санаторий военный, большой и запущенный. По деньгам - очень дорого все тут обновить. Вот рабов-солдатиков и припашут», - размышляет И. «А может, часть воинскую расквартировали. Представляешь, сколько народу можно запихать в двадцатипятиэтажную башню», - дополняю размышления я.
С площадки перед входом в корпус видны строения циклопических размеров. Голубые навесы над пляжем, а берег особый - не камни, не чистый песок, а смесь того и другого. Получается песок, переходящий в камень. Или, наоборот. Прямая прибрежная линия упирается в овальную скалу каплевидной формы. На горбу этого «медвежонка» загорают немногочисленные отдыхающие. Потрясают тополя-богатыри. Кипарисы с этими чудищами, острыми клыками взрезающими небо, не сравнятся. Осенью, когда листья желтеют, их ветром выдувает в море, и оно становится желтым.
Спускаемся, и - снова два здания-небоскреба. Эти здания обитаемы, в широких лоджиях сушатся простынки, полотенца. Парк так же велик, как и все в «Маяке». Запущен, хотя пальмам, высаженным ровно, лохматость идет. Продолговатые стены украшены скульптурными барельефами из металла. Он темен, а изображенные люди должны убедить: древнегреческие титаны существовали. Вот мужик, средь трубок, извивающихся, как змеи, бессмысленно разбросав руки-ноги, пришпилен к светлому бетону. Он парит в Космосе.
Летают и внушительных размеров женщины мухинского типа. Ручищи-ножищи, платьица-косынки. Платьица не одевают героинь, а раздевают. Ветер им в грудь - и вот вам женская прелесть - бодрая, крепкая, во всей соблазнительной красе. Ну, и остальное тоже.
Вход. Надпись: «Дельфинарий». Бассейн приспособили под дельфинов. Повсюду круглые искусственные водоемы, одетые в железобетон. Вода в них зеленая, пахучая. Квакают лягушки. Руки в жижу не опускал, но чувствуется - содержимое хорошо прогрето солнцем. Плавают сгустки лягушачьей икры.
Столовая - верх модернизма конца шестидесятых прошлого века. Две стены изогнуты, разбегаются в стороны, и открывается вход в таинственное подземелье. Нет, это не Китай. Скорее, памятник древних ацтеков. Сердце комплекса - цветомузыкальный фонтан. Круги-водоемы, уменьшаясь в размерах, наложены друг на друга. В местах соприкосновения сотни прожекторов. В центральном компактном кольце - мясистое чудище. Не мужик, а груда мышц. Дутый конь. Шварценеггер на биодобавках. Это даже не Эрнст Неизвестный с кручеными калачами и баранками (правильно Хрущев ругался на эти структурированные кучи металла). Изображен Прометей, словно присевший для прыжка. Приседает лет тридцать. Сегодня струи не бьют. Даритель огня - сухой. Сухие и прожектора, которые подводными струями включают по большим праздникам.