Если биться башкой в твердь - кровь, потеря сознания, смерть. Но у скалы есть противник (у бога - дьявол) - неизвестная глубина. Скале глубина вод у подножия безразлична. Слаб разум мой, убога душа, но неведомая сила толкает небольшие ресурсы на одушевление камней, воды, воздуха. Плавая под водой, все чувствую брюхом. Если подниматься из глубин, то, чего опасаюсь, что-то ударит бивнем, прежде всего, в живот. Плывя - поднимаюсь. Но - неудобно. И, вытянувшись всем телом, насколько возможно, развернувшись, как улитка, выставляю живот грозной опасности. Несусь на нее, бешено работая ластами. Вниз стараюсь не смотреть, а вглядываюсь вперед, где свет насыщает светоносным медом соленую гладь.
Надо нырять. Держаться скального уступа, уходить вдоль него так глубоко, пока выдержат уши. Взрослый же дядька. Смотреть только вперед. Как в «Бездне» у Люка Бессона. Думать о хорошем. Припомнить классную мелодию. Глянул на противоположную, порушенную, скалу. Праздничный под солнцем, камень желт, как тесто, приготовленное для пряников. Когда артековцами на десятивесельной шлюпке подходили к Адаларам, кто-то сказал: скалы-близнецы очень похожи. Во время войны фашисты заподозрили, что на одной из скал партизаны сделали схрон с оружием. Разбомбили, от греха подальше. А еще кто-то утверждал: землетрясение 20-х годов «расшатало», порушило одного из братьев.
Солнце, рев моторов, на скалистый островок заходят штурмовики. Бугрится от взрывов вода, с брызгами, щелкая, крошатся камни. Дым, белый пар, а разлетающиеся камни напоминают березовый веник с ободранными листьями. Примерно такой образ рождается при мыслях о землетрясении. Впечатляет, но страшно. С такими тяжкими образами идти вглубь нежелательно.
А вот молодой Пушкин! Один в лодчонке. Ворот белой рубахи распахнут. Кудри рассыпались по плечам. Поэт, вольно дыша, мощно загребая, стремительно продвигается к скалам. Они - за спиной. Все ближе, больше, внушительней. Эта картина для меня подходит. Фиксирую. Переворачиваюсь, высоко выкинув ласты над водой. Тяжелое тело уходит в глубину. С музыкой определяться не надо - резвые «Роллинги» - «Sticky fingers». Меня сопровождают лучи света. Попадаю в облако мальков. Рыбешки щекочут кожу. Вперед, без страха, как Жан Рено у Бессона. Водолазы привыкают. Здесь - чистая вода. А муть реки, грязь болота? Медные шлемы, свинцовые подошвы. Южные моря, в основном, показывают позитивно. Есть неприятное: «Посторонний» Камю, «Смерть в Венеции» Висконти. Однако, большинство фильмов Тинто Брасса - много солнца и откровенной похоти. Северное море - Балтика. Шлендорф. «Жестяной барабан». «Труженики моря» Гюго или тот же Алан Парсонс с «Сердцем ангела». Нырнул-то я в теплое морюшко. Гораздо хуже, если бы погружался в мутную Балтику (там и соли-то почти нет). А «песня моря» - это «Memory Hotel».