Тянет писателей к стихоплетству. Горький стихи сочинял. И Бунин. А Лимонов изначально обозначал себя как поэт. Но рифмованное слово уводит отражаемого автора в глубины, в которых он и сам до конца не разберется. Блок: «Я здесь, в углу. Я там распят. / Я пригвожден к стене - смотри! / Горят твои глаза, горят! / Как черных две зари». Блок попроще Пушкина в нахождении словесных эффектов (век-то «серебряный», не «золотой»). Про «зеркало рифмы» - по-простому: «черные, пламенные зори». Здесь - Врубель с его Демоном и темным взором. Александр Сергеевич намеренно указывает на россыпь пустых отражений (досужие, роящиеся сплетни - «те-те-те»). Не желает русско-эфиопский сочинитель двоиться. Это неизбежно: мальчонка, девчонка глянули в зеркальце - и пошло «расслоение» (внутренний собеседник).
Бредем по жизни расколотые. Ведем беседы с внутренним голосом. Шизофрения. Кто в ней смел - того и лечат. Мусульмане - пугливые. У них немыслимы сочинители историй про Дорианов Греев (Уайльд) или Петеров Шлемилей (Адельберт фон Шамиссо). Правоверные отвергают теневое подобие в изображениях. Лика Аллаха никто не видел, а у христиан - отчаянная смелость: Бог на Боге сидит и Богом погоняет. Самая страшная беда для магометанина - пленение души. Отражение способно взять власть над человеком, поймав его душу. И то верно: пялимся в зеркало, чтобы увидеть себя, а получаем не самого себя, а некое знание (правда о себе самом, вроде). Помимо пушкинских дерзких насмешек над отражениями, они есть взгляд на самого себя со стороны, а еще это «Я» в оценке. Оценка опасно нехороша. Отсюда навязчивое: «Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи».
Наша экскурсионная группа просачивается в кабинет Ее Величества. Снова, как неизбежность, огромное зеркало. Зачем царям так много отражений? С ума сошли во Франции - зеркальный зал в Версале. И у нас: множащие, дробящие бесконечность зеркальные помещения в Петергофе и Царском Селе. Властители тупы, не понимают, что они делают? Их наряды, золотые зеркала развратили человечество навсегда. Кто-то думает, что человек многого не видел. Чушь! Встаньте в Петродворце посредине сотен отражений, и вы поймете - смотрите на «все». «Все» видите. Ничего нового уже нет (дальний смех Александра Сергеевича - «те-те-те», а Лету уже испил).
Кабинет строг. Русский классицизм. Плоскости стен акцентированы рельефным багетом. В центре одной из них, словно мокрый младенец, только что извлеченный из утробы матери, - блестящий камин. Красно-коричневый мрамор. Такого «скользкого» никогда не видел. Диван, стулья в небесно-голубой обивке с резными накладками. Портреты семейства Павла I. Великолепные копии («те-те-те») с полотен Рослина, Ризенера, Дж. Доу. Бронзовые часы, канделябры, жирандоли и мейсенский фарфор.
