Книжный шкаф с резьбой и медными вставками встроен в стену. Книги на четырех языках (император и императрица владели несколькими европейскими языками) - Шекспир, Гомер - все западные. Толстого с Достоевским нет точно. Вообще ничего нет на русском. Хотя Чехов мог бы присутствовать. Цари - люди конкретные. Отвлеченная философия редко поселяется в их головах. Толстой и Достоевский все истины допытывались. Пророки. Толстой - Моисей. Достоевский - Иезекииль. Можно сравнить с Дон-Кихотами. Этих не пугали «ветряные мельницы» абсолюта. Решительно набрасывались на крылья устройств, приводимых в движение ветром озарений. Процесс завораживал их. Получалось часто, что «нехорошее» швыряли на вентилятор. Доставалось всем. Ильич не зря про «зеркало русской революции» придумал. Чехов же с мельницами не «сражался», на вентилятор ничего не набрасывал. Грустные помойки. Человек овладеть судьбой не может, поскольку находится внутри процесса. Снаружи ему не бывать. Чем-то Антон Павлович смахивает на Гамлета. Я вам не флейта, играть на мне нельзя. Состояние промежутка, ступора - быть или не быть. Кричат весельчаки, оптимисты: «Быть, несомненно!» Пессимисты вопят: «Не быть! Скорей повесься!» Оптимистам и пессимистам хорошо. Они глупые. Дуракам везет. Ты попробуй так, чтобы и быть, и не быть одновременно.
Чехов - не мягкий, не душка. Таков был и Александр III. Если бы Чехов (представил на секунду!) воцарился - был бы не менее жестким. Ибо истину в последней инстанции не искал. Считал, что есть гении зла, а гениев добра почти нет. Рассчитывать человеку не на кого. Вот и Александр про то же, только на государственном уровне - у России есть два верных союзника - ее армия и ее флот.
Есть в приемной большое трюмо и трехгранный тамбур, скрывающий винтовую лестницу. Двери, панели, решетки парового отопления сделаны из драгоценного красного дерева в одном стиле. Обои золотистые, вверх бегут решительно бронзовые накладки, которые придают помещению строгость.
В 1891 году императорская чета отмечала серебряный юбилей со дня свадьбы. По этому случаю - праздничные адреса. Немцы знали: Дагмара не южных кровей. Царь и царица лучше понимают пруссаков, чем британцев. Стремились задействовать связи на полную катушку. Праздничные адреса в драгоценных кожаных переплетах прислали латыши из Ревеля, немецкие общества Москвы и Санкт-Петербурга. Немецкий складень из дерева. Резное дерево, тисненая кожа, металлические накладки, роспись акварелью и особая тушь, которой написан поздравительный текст. Потрясающая графика в украшении страниц.
По стенам, помимо царицы, фотографии других членов императорской семьи. Один брат Александра III - ректор Академии художеств. Содержание - сорок тысяч рублей в год золотом. Двор (придворная охрана, прислуга) - 1200 человек. Десятки фрейлин и кавалеров. Интриги. Зависть. Белая, искренняя злоба. У каждого - деньги, земли, у многих фабрики. В Москве бытовые условия ужасны, не меняются десятилетиями. Статистическое обследование 1889 года, Пресня, 2300 коечно-каморочных квартир. Жильцов - 23200 человек. 10 человек в каморке. Владельцы Трехгорной мануфактуры Прохоровы. Тысячи рабочих. А они, благодетели и меценаты, построили детский сад на 40(!) мест. Мерзавцы в телике вдалбливают - благодетели, жертвователи, соль земли русской. На подхвате - донские и кубанские казаки. Убили работниц Прохоровской мануфактуры Марию Козыреву и Александру Быкову. Девушки вышли с красным знаменем перед строем яростных конников. Казаки хотели врубиться в плотные ряды рабочих москвичей. Работницы бросились с криками наперерез: «Убейте нас! Живыми мы знамя не отдадим!» Алексей Максимович Горький писал: «Пришел с улицы… Идет бой… На улицах только драгуны. Превосходно бегают от боевых дружин… рабочие ведут себя изумительно». Молодец Максимыч! Сейчас вместо драгун - ОМОН. Красное платье Марии Федоровны кровавого цвета, как кровь Быковой и Козыревой.
