Что такое всемирное тяготение? Какова его физическая природа? Ведь жить мы без него не можем. Тяготение изначально, но что это есть такое, полностью мы не знаем. То же и с электричеством.
Интересное дело с твоими внутренностями. Не с кишками. С духом, инстинктами и мышлением. Все это живет в тебе. Это твое. Это ближе тебе, чем тяготение, которое держит тебя на поверхности Земли. Но и об этом ты ничего не знаешь. Одни предположения. Называются эти предположения лирикой, дают литературу и музыку. Могут дать и смерть через самоубийство. Ты, по сути дела, не представляешь себе четко – кто же ты такой. Ты можешь наслаждаться потоком, который несется внутри тебя. Ты можешь его терпеть. Ты ненавидишь его – тогда психушка. Наконец, ты прекращаешь его – самоубийство.
Слушаю «King Krimson». Эти ребята – из моих любимых. Лучшая музыкальная иллюстрация к тому, что происходит внутри – это первая композиция «Larks’ Tongues in Aspic» из альбома с одноименным названием 73-го года. Услышал эту музыку в середине 80-х, у Павленко. Слушаю всего Роберта Фриппа. Он мастер нагнетать напряжение, а о своих внутренностях знаю твердо – они постоянно напряжены.
Что касается «Larks’ Tongues in Aspic», то до сих пор спорят – что это. Рок? Джаз? Авангард? Да какая разница! Если у тебя душа и мозги находятся хоть чуть-чуть в движении – то что это – рок, авангард, джаз, классика? И то, и другое, и третье.
Стала быстро подниматься волна великого Эроса. Пошла она со стороны Третьяковки и Пушкинского музея. Может, лучше бы поднималась со стороны женских отделений в банях, куда, при случае, заглядывают пацаны? Может, в моей жизни было бы все проще? Но Эрос, великий и всеохватывающий, пришел именно со стороны Третьяковки. Любое движение души, любая мысль, имела, если разобраться, присутствие Эроса.
Это не было «тусклым солнцем воли». «Солнце» оставалось в покое. Как будто говорило: «Пока от меня идет свет – ты живешь. Вот и живи, пока я позволяю жить».
Эрос же, напротив, был жаркий, неуемный, всюду успевающий и всюду проникающий. Спустя год, когда мне открылся рок, я понял, что рок – это музыка Эроса – такая же неуемная и цепкая до жизни. Даже удачно решенная задача по алгебре давала чувство гордости за себя, а уж за этим чувством весело сиял Эрос. Или сексуальность. Или разврат.
Стало ясно, что важнейшим пунктом концентрации этого огневого чувства является девушка. Голая девушка полностью не исчерпывала Эрос, но она была важнейшим его условием.
Чувство разврата велико. Само это слово дикое, яростное. Разворот, взрыв, разворотить, рана. Из этой области. Разве совокупление с женщиной, особенно в первый раз, не есть взрыв, разворачивание всего вокруг – и внешнего, и внутреннего? Это – преступление всяческих границ, и человечество, как может, тысячелетиями замазывает этот взрыв сладкими историями про любовь. Умиляют белые подвенечные платья. Как в медицинской операционной – все белое, чистое. Значит, сейчас будет операция. Тяжелейшая операция над двумя маленькими человеческими существами. В эти слабые тела войдет беспощадный веселый Эрос. Он достигнет уровня чистейшего разврата, такого, от которого головы снесет и у него, и у нее. Вся нервная система будет повернута в сторону дикого, физического наслаждения. Но перед наслаждением будет момент, когда и дикая боль, и чудовищное наслаждение сольются в одно начало. Прольется кровь.
Бедные девушки! Все их женские дела, а самое главное – одно дело, то, что делает их девушками, похоже на разверстую, резаную рану. Глубоко, мощно, словно тяжелым топором, хряпнула мать-природа им между ног - и пролегла эта незаживающая рана. Родители девчонок растят и лелеют. Или не растят и не лелеют. Но рана уже нанесена. Она развивается, живет и, наконец, даже расцветает. Распахнувшаяся, алая рана.
Появляется парень. И что он делает? Он разгребает, теребит, мучает эту огромную рану. Еще при этом и стонет, собака, будто ему больно. Нет, ему хорошо, приятно терзать рану в теле другого человека.
Вот девушка, ставшая женщиной, кричит действительно искренне. Ей и приятно, и горько, и больно. В ней эта открытая рана с рождения. Она отравлена ею. Навсегда, навечно. Как только девочка начинает осознавать себя, так в ее душе поселяется чувство осторожности, смущения и робости. «У меня есть рана. Я навечно раненый человек», - живет во всем ее естестве. Отчего же и для чего она ранена с самого начала жизни? А потому, что от этой раны умрет. Но это особая смерть. Женщина родит ребенка. В тяжелейших мучениях. Ребенок пойдет на свет, мучая мать, а зачастую и сразу убивая ее. Он пойдет по ее изначальной, пожизненной ране. Он будет рвать эту рану, раздирать ее.
Хитрый мужчина будет прыгать вокруг молодой матери. Но у него нет той раны, из которой появится на свет новая жизнь. Связь матери и ребенка сильнее связи ребенка и отца. Потому, что это смертная связь. Мама, рожая дитя, умирает ради него. Совсем молодая девушка, родив ребенка (если осталась жива), сразу, еще слабая, хочет увидеть ребеночка. Может, отходя в вечный сон, она, напоследок, хочет убедиться в главном в своей короткой жизни – свою самую глубокую рану, с рождения, она несла в себе не зря.
Эти три момента - главные. Рана лона, умирание при рождении и подсобная роль мужчины – суть любовной тайны. А может быть, и тайны жизни.